Собибор. Взгляд по обе стороны колючей проволоки - Леонид Терушкин

— Хорошо. Но как быть с Френцелем? — спросил я. — Семен Розенфельд все приготовил, чтобы его уничтожить. Уже поднял пол, куда спрятать труп, но он так и не явился.

— Черт с ним! Не мы, так другие его уничтожат. Мы уже отправили на «тот свет» десять офицеров. Бежим, Саша, пора, пора, уже без двадцати минут пять.

— Хорошо. Но может быть, еще явится Френцель… Через десять минут Бжецкий даст сигнал к построению. Отправь человека во второй сектор, пусть тоже выходят, и позови, пожалуйста, Люку.

Минуты через три прибежала ко мне взволнованная Люка.

— Что случилось? — спросила она, задыхаясь.

— Через десять минут все бегут из лагеря. Надень брюки. В юбке бежать в лес неудобно.

— Саша, неужели ты решился?

— Люка, поздно уже говорить об этом. Мы убили уже почти всех немцев.

— Саша, я боюсь. Не за себя боюсь — за других, за себя боюсь, — за других, за тебя… Что они сделают, если поймают? — Она начала плакать.

Посмотрев на нее строго, я сказал:

— Время не ждет. Иди скорей.

Люка убежала. Через несколько минут вернулась и протянула мне сверток.

— Что это?

— Рубашка моего отца.

— Зачем?

— Надень!

— Да у меня есть!

— Надень эту. Отцу всегда везло. Я знаю, эта рубашка принесет тебе счастье…

— Ерунда! Времени нет!

— Пока не наденешь, я не уйду! В этой рубашке тебе будет удача. А если тебе, значит, и всем нам.

— Хорошо. Беги, оденься сама.

Люка убежала.

Дальнейшее ожидание было опасным, ибо ежеминутно могли появиться в гараже власовцы и обнаружить труп унтершарфюрера Бекмана.

Раздался свисток к построению. Все выбежали из бараков, спешили, рвались вперед к воротам.

Во двор вошел начальник караула — немец из Поволжья — и стал ругаться:

— Стройтесь, ведь вы же слышали свисток! Шнель!

Он не успел выхватить пистолет, как несколько топоров опустились ему на голову. Люди заволновались. В этот момент к ним приближалась колонна из второго сектора. Нельзя было терять ни одной секунды. Я крикнул:

— Товарищи! К воротам!

Борис крикнул «ура»! Другие подхватили. Большинство, которые только сейчас начали понимать, что здесь происходит, разбежались по всем направлениям. Основная масса бросилась к центральным воротам. Часть людей — к оружейному складу, и в ту же минуту власовец, находящийся на сторожевой вышке, стал поливать узников пулеметным огнем. Начали стрелять и часовые, которые ходили между проволочными заграждениями. Столяр Ян прицелился и выстрелил во власовца, стоящего на сторожевой вышке. Его пулемет умолк. Толпа уже подошла к центральным воротам и смела со своего пути охрану.

Слесарь Генрих воспользовался захваченным автоматом, чтобы сбить пулеметчика с другой вышки. Но пулемет на вышке продолжал поливать всех огнем.

Оставшиеся в живых немецкие офицеры попытались преградить дорогу толпе, открыв огонь из автоматов, но поднять общую тревогу они не успели.

Народ хлынул в сторону, вдоль первого сектора. Некоторые прямо на заминированное поле. Выделенная группа возле офицерского домика начала прорезать проволочное заграждение. Другая группа побежала в другую сторону и лопатами начала разрывать проволоку. По плану надо было на минное поле бросать камни, доски, чтобы их обезопасить, но в суматохе никто этого не делал. Многие здесь погибли, убитые прокладывали дорогу к свободе другим узникам.

Когда Томас Блатт бежал, он упал и его накрыло упавшее под напором бежавших узников проволочное заграждение. Но когда первая волна проскочила, ему удалось выбраться из-под проволоки.

Вокруг был сплошной ад: стрельба, взрывы гранат и мин, пулеметный огонь.

У центральных ворот, сняв часового, люди побежали в лес, отстреливаясь на ходу из захваченных у убитых немцев пистолетов и винтовок. Те, у кого не было оружия, засыпали глаза фашистов песком, бросали в них камни.

Я вернулся в барак поднять оставшихся узников и когда бежал мимо офицерского домика, заметил Френцеля, который стоял возле другого домика и поливал дорогу огнем из автомата.

Два раза я выстрелил в него из пистолета, но промахнулся. Сказалось нервное напряжение. Я не стал задерживаться, так как видел, что узники теснят охранников у ворот.

Большая группа во главе с Лейтманом бежала к ограде от главных ворот и тоже пыталась разрушить колючую проволоку.

Власовец на второй наблюдательной вышке перенес огонь на группу Лейтмана.

* * *

Я покинул лагерь одним из последних. Несколько часов я бежал по лесу. Сердце у меня колотилось так сильно, что казалось, вот-вот разорвется, ноги подкашивались от усталости и слабости. Руки и лицо я ободрал о колючки кустарников, из царапин лилась кровь, но в своем возбуждении я не чувствовал боли.

Меня волновало, что стало с Люкой, Лейтманом, Леоном и другими? Сколько лагерников погибли при побеге? Все ли ушли?

На пути я то и дело торопил, подгонял товарищей. Налитые свинцом от длительной ходьбы и бега ноги еле передвигались, натыкались в темноте на кочки, пни. Но несмотря на усталость мы смотрели вперед… Хотя бы еще немного — подальше от лагеря, страшного запаха горящего человеческого тела, которым был пропитан лес.

— Скорей, скорей! — говорил я. — Как только рассветет, немцы организуют облаву. Мы направились, ориентируясь по звездам. Под покровом ночи мы проходили леса, овраги, поля, где на каждом шагу нам грозила гибель.

Постепенно около меня уже сгруппировалось несколько десятков бежавших. Вдруг, совсем неожиданно, неподалеку от нас раздались выстрелы. Я подумал: «Ведь это облава! И почему это я вбил себе в голову, что она начнется лишь на рассвете?»

Собрав своих попутчиков, я сказал им:

— Пока что начало удачное. Но все еще впереди. Бежать нужно организованно. Все идите за мной, цепочкой, не обгоняя друг друга.

Сохраняйте тишину, никаких разговоров. Без моего разрешения не останавливайтесь. Понятно? Кто знает по-русски, переводите другим… Скажите, кто из вас видел Люку и Лейтмана?

Все молчали. — Ну, в путь!

Наконец мы вышли на опушку леса. Последний раз я осмотрелся вокруг себя. Кругом мелкие леса и чужая земля, которая впитала в себя все муки и страдания людей под сапогом фашизма. Впереди расстилалось ровное поле. Не было даже кустарников. Но идти нужно, нельзя медлить ни минуты.

Я собрал всю свою группу и объяснил:

— Идти будем по-прежнему гуськом. Впереди пойдет Шубаев. Если он ляжет на землю, ложитесь тотчас же и вы.

Вскоре мы очутились возле канала, где встретили группу лагерников во главе с Вайценом. Я спросил его видел ли он Лейтмана?