Собибор. Взгляд по обе стороны колючей проволоки - Леонид Терушкин

— Да, немцы ранили его в ногу. Но он бежал вместе с нами еще километра три, а потом свалился и все просил, чтобы его пристрелили, но конечно, об этом не могло быть и речи. Его понесли с собой лагерники, направившиеся в сторону Хельма. В этой группе был и Леон.

Я иду и думаю: сколько времени был я с Лейтманом в лагерях… Сколько дней, каждый из которого равен году, прошли рука об руку. Никогда не приходилось даже задумываться, как близок и дорог мне этот человек. Достаточно было Лейтману молча кивнуть головой в знак одобрения, и я знал, что принял правильное решение. Это так надо действовать, иначе и быть не может. С Вайценом Лейтман передал свой последний привет и свою благодарность… Но кому, как не Лейтману, должны быть обязаны собиборовцы за то, что сейчас они на свободе!

— Но почему же вы не взяли с собой Лейтмана? — обратился я к Вайцену. Если б вы знали, как много он сделал для организации побега!.. А Люку ты видел или слышал о ней?

— Нет.

Я подумал: «Неужели она погибла, она, которая так страстно хотела жить. Зачем я не удержал ее тогда около себя? Может быть, следовало раньше предупредить ее о побеге! Но я опасался, что она может рассказать об этом матери, та — еще кому-нибудь…»

Наша группа, теперь уже в составе пятидесяти человек, двинулась дальше.

Палачи, насмерть перепуганные, что может раскрыться одна из тайн Третьего рейха, приказали всем службам безопасности Люблинского воеводства[423], организовать погоню.

Тысячи эсэсовцев, полицейских и немецких солдат, а также самолеты были брошены штабом Глобочника[424] в Люблине против бежавших узников.

15 октября 1943 года в городе Люблине командиром полиции порядка Люблинского округа о восстании узников в лагере уничтожения Собибор, было сделано такое объявление[425].

«14.10.43 г. около 17 часов в лагере Собибор, в сорока километрах севернее Хельма, произошло восстание заключенных. Они преодолели сопротивление охраны, захватили оружейный склад и бежали, отстреливаясь, вместе с уцелевшими обитателями лагеря в неизвестном направлении. 9 эсэсовцев убиты, 1 эсэсовец пропал, 1 эсэсовец ранен, 2 иностранца-охранника застрелены[426].

Спаслось около 300 заключенных, остальные, находившиеся в лагере, расстреляны. Отряды полиции и вермахта по договоренности взяли на себя в течение часа охрану лагеря. Местность севернее и северо-восточнее Собибора прочесана полицией и войсками».

* * *

Начинало светать. Моросил мелкий дождь. Я выслал разведку. Она выяснила, что мы находимся метрах в ста пятидесяти от железнодорожного полотна. Примерно в полукилометре была видно группа людей, работавших на путях. Вблизи железной дороги находился кустарник.

Мы остановились в этих кустарниках. Всех замаскировали, предупредили, что, если вблизи появится немец, лежать тихо и не двигаться. Весь день кругом была слышна стрельба. Немцы прочесывали лес. Весь день на бреющем полете летали самолеты. Над нашим кустарником раз двадцать пролетал самолет, высматривая, есть ли кто в кустарнике. Но для нас этот день прошел благополучно. Так прошел первый день нашей свободы — 15 октября 1943 года.

Поздно вечером в противоположной стороне мы заметили двух человек, которые двигались очень осторожно по направлению к нам. Когда они подошли почти вплотную, мы остановили их. То были два наших лагерника. Они после побега держали путь прямо к Бугу, но в одном из хуторов поляки предупредили их, что немцы отправили к Бугу несколько отрядов для поимки бежавших. Тогда они повернули назад.

Я спросил их, уже не веря в то, что они знают что-либо о Люке: — Вы Люку знаете? Не встречали ее?

Один из них ответил:

— Видел ее в одной из групп, бежавших в сторону Хельма.

Радость переполнила мое сердце. «Где она сейчас, — думал я, — по каким лесным тропкам пробирается? Кто ведет ее и других? И сумеет ли провести благополучно?»

Вечером мы отправились снова в путь. Пройдя километров пять, вступили в лес и разбились на мелкие группы[427].

В мою группу вошли Александр Шубаев, Борис Цибульский, Аркадий Вайспапир, Семен Розенфельд, Алексей Вайцен, Наум Плотницкий, Борис Табаринский и Семен Ицкович[428].

Мы решили идти по ночам, направляясь к Бугу, перебраться через него и держать путь дальше на восток.

Изредка мы заходили на хутора, расспрашивали жителей о дороге, добывали продовольствие. Поляки очень хорошо относились к нам[429], помогали всем, чем могли, снабжали продуктами, предупреждали нас, где стоят немецкие посты и как обходить их.

Мы шли через сосновые леса. Сосны стояли серые и хмурые. Днем их согревало солнце и они молчали, а к ночи, с приходом ветра, начинали покачиваться и гудеть. Тяжело было слушать этот непонятный гул. Порой казалось, что в лесу раздаются жуткие крики, точно кто плачет и беспрерывный детский крик: Мама!.. Мама!..

На душе как-то жутко и страшно.

Жажда нам не давал покоя и на третью ночь, идя по лесу, мы вышли на довольно широкую поляну. Луна ярко освещала дорогу. Осторожно пробираясь, пройдя около ста метров, посредине поляны мы заметили колодец. Немного далее, метрах в пятидесяти, виднелся силуэт жилого строения. Мы остановились. Как быть? Колодец нас притягивал. Мы чувствовали, что без воды слабеем. Решили подойти и напиться. Но только мы приблизились к колодцу, как раздалась автоматная очередь, к счастью никого из нас не задев. Мы разбежались. На опушке леса, дождавшись всех, боясь погони и собак, пробежав несколько часов, уставшие, присели немного отдохнуть и двинулись дальше.