Год Огненной Змеи - Цыден-Жап Жимбиев

В общем, не разговор — настоящий консилиум.

Не успели появиться хангильцы, как их тут же окружили знатоки и бесплатно дают ценные указания:

— Этот аршан надо пить умеючи. Если правила не соблюдать, он может пересилить организм. Вы от чего лечиться приехали?

Научные консультанты долго еще будут теперь просвещать и Сокто-ахая, и старушку с золотушным внучонком.

Дондок не обошел вниманием и этих почтенных посетителей аршана. Вывернувшись из-за деревьев, пристал к пожилым людям, канючит:

— Отцы-матери! Меня обокрали… Попал в трудное положение… Дайте взаймы, кто сколько может…

Вместо денег Дондок получает щедрую порцию нравоучений, от которых старается быстрее улизнуть.

Другие приезжие тоже утверждают, что им надо лечиться. И действительно, пьют они исправно и много, и не только воду аршана. У них хватает времени, чтобы повеселиться, и аппетита на сочные бозы, жирные беляши, вкусную лапшу, свежий саламат… Любят они затевать веселые игры, среди которых не последнее место занимает флирт. Успевают позагорать, погулять по лесу. Эти одеты по моде — в широкополых шляпах, темных очках, с пестрыми шелковыми зонтиками. Вот и сейчас, среди бела дня, расселись в тени, под деревьями, уставились в разложенные на траве картонки с цифрами, играют в лото:

— Дед — девяносто лет! Тройка! Барабанные палочки!

— Квартира!

— Сверстники-ровесники! — И сюда сунулся Дон-док. — У кого большой выигрыш? Поделитесь со мной. Отыграюсь — сразу же верну.

Тут его знают и встречают шумными восклицаниями:

— Ого, какой молодец!

— Нет денег — не играй!

Дондок морщится:

— Ладно, не очень-то…

Только что выигравший бренчит монетами и снисходительно советует:

— Ты набери шишек. Они у тебя вместо денег будут. Партнеры оглушительно хохочут.

— Черные собаки! Я вам покажу! — вскипает Дондок, но предусмотрительно ретируется и отсюда.

И наконец, завсегдатаи аршана. Эти всегда держатся в сторонке, никому на глаза не лезут. Для них аршан имеет особую притягательную силу. Кое-кто из них не в ладах с законом, с той частью его, которая имеет в виду мошенничество. Эти твердо знают и умеют только одно — держать и срывать банк, метать карты, тасовать колоды и считать очки, а также выигрыши и проигрыши. Здесь, на аршане, собираются картежники первой руки, мастера своего дела, которые, впрочем, не гнушаются компанией скромных любителей «погонять пестрых лошадок», даже рады им — есть кого пощипать.

С какой бы страстью, однако, ни предавались они своему излюбленному занятию, никто из них не забывает, где находится. Время от времени картежников можно увидеть чинно принимающими ванны. То там, то тут торчат из бочек, заменяющих на аршане ванны, головы игроков. Их ни с кем не спутаешь: опухшие лица, покрасневшие от бессонных ночей глаза. Отмокнут, освежатся, разотрут холодной водичкой онемевшие руки и спины, начинают шутить:

— Ну, вылезу сейчас, — держитесь! До тех пор играть буду, пока не стану таким, как Дондок. Как чувствуешь себя, Дондок?

— Плохо, — бурчит очутившийся по соседству незадачливый хангилец.

— Смотри, не задери нос с такой большой удачи! — подзуживает его один из самых знаменитых на аршане игроков, Балдан Ононский, груда мяса, еле втиснувшаяся в бочку. — Ты у нас высокую славу заслужил, почетный титул Нюсэгэна!

— Я в одной сказке читал про голого короля, — высовывает тощее тело другой корифей, Дугар Читинский. — Наш дорогой Нюсэгэн Дондок вроде того короля!

Дондок зло поводит глазами.

— Не выпендривайтесь, — в бессильной ярости кричит он и в этот момент замечает в чаше кустов осиное гнездо. — Я еще вам покажу!

— Хуба-парень! — окликает его из бочки Костя Кударинский, еще один заядлый игрок, весь в шрамах от чирьев. — Тебя только в кино показывать. Видел картину? Все в коротких штанах щеголяют. Чем человек культурнее, тем больше заголяться должен. Ты, Дондок, молодец, от самых передовых людей не отстаешь.

— Бросьте смеяться над ним, — басит кто-то. — Ему без вас тошно.

— Ничего-о! — гогочет Костя. — Злее будет!

— Вы так, да? — Дондок лезет в чащу. — Я вас самих сейчас догола раздену!

— Ха! Клыков не хватит!

— Посмотрим…

— Братцы! Он сейчас наше барахло хапнет!

— Стану я мараться! — Дондок добрался до осиного гнезда, сорвал его с дерева, вылез, не обращая внимания на укусы, из чащи и с силой запустил между бочек. Гнездо, словно бомба, лопнуло с глухим звуком, разорвалось на тысячи осколков — ос, накинувшихся на повыскакивавших из бочек картежников. Ка-артина!

Кто лезет обратно в бочку, опрокидывая ее. Кто кувыркается по траве, отбиваясь от лютых насекомых и еще пуще разъяряя их. Кто схватился за одежду и путается в ней. Кто машет сорванной веткой. Кто ползет в кусты. Тщетно! Осы осатанели!

Визжа и ругаясь на чем свет стоит, картежники, будто взбесившиеся, исполняли немыслимо дикий танец, пока не смекнули пуститься с поляны наутек.

— Пускай побегают, — удовлетворенно произнес Дондок и направился разыскивать Балмацу.

Нашел он ее там же, где и оставил, возле телеги. Она будто его только и ждала. Перестала на минуту жевать серу, махнула веткой в сторону телеги:

— Садись.

— Скорей уедем отсюда! — Дондок хлестнул лошадь. Балмацу отобрала у него вожжи, съехидничала:

— Большое дело сделал?

— Я еще…

— Молчи уж. Хватит, побродяжничал. Пора возвращаться в Хангил. Я за тобой приехала.

— Не говори чепуху! — Дондок отвернулся.

— Какая же чепуха? В Хангиле дом, хозяйство. И я еще пока твоя жена…

Дондок почесал голое плечо, искусанное осами.

— Надоело! Поучения ваши слушать надоело. Вы между собой проводите агитацию, а ко мне не привязывайтесь. Понятно?

— Вот-вот. И меня агитировали. Поезжай, говорят, отыщи Дондока. Пусть возвращается. Раз вы, говорят, считаетесь мужем и женой, то должны обратно сойтись.

— Бр-рось! Ты же видишь, мне не до тебя. Как-нибудь приеду.

— Ты о себе только и думаешь. Бродяжничаешь, беспутничаешь. Хочешь ехать домой — поехали. А нет, так давай решим в другую сторону.

— Ого! Как заговорила! Кто-то моей бабе вскружил голову… Ты, оказывается, не такая простушка, как я считал. Вообще-то мне говорили, что у тебя какие-то шашни с парнем-калмыком. Но я на него управу найду!

— Говори, да не заговаривайся! При чем тут калмык? Он свое дело знает.

— Зна-ает! Подожди, вернусь с добычей, буду не хуже, чем твой зоотехник с высшим образованием. Может, я тебя в какой-нибудь город увезу.

Балмацу кивает головой:

— Глупости одни у тебя на уме. Ох, трудно с тобой всю жизнь в подкидного дурака играть… Лучше одной быть.

— Что? Разлюбила, да?

— А за что тебя любить?

Дондок поднял правую руку. Выше локтя — наколка. Змея с высунутым жалом, червонный туз, голая женщина…

— Я тебя по-прежнему люблю. Читай, что написано: «Дондок плюс Валя». А тебя по-русски как раз Валей и зовут. Валя… Балмацу…

— Не