За пять минут до ядерной полуночи - Александр Витковский

В субботу Коржавцев появился на работе только к обеду. Дел никаких не было, и он, томясь бездельем, смотрел телевизор, перебирал какие-то бумаги, стоя за плотной шторой у окна, чтобы его не было заметно с улицы, наблюдал за бульваром у памятника классику советской литературы Михаилу Шолохову. Оставалось минут пятнадцать до того момента, когда жена должна была привести на бульвар сына, чтобы Виталий погулял с ним, пока она будет принимать процедуры в косметическом салоне, потом были еще какие-то домашние планы, о которых он не помнил. На удивление она не опоздала, и со своего наблюдательного пункта Бернард увидел, как Зоя подходила к памятнику. Он быстро собрался, закрыл дверь, спустился на первый этаж и, кивнув в знак прощания дежурившему у турникета полицейскому, вышел из здания «Военвнешторга».

Передав пацана с рук на руки, жена укатила по своим делам, а Бернард уселся на массивную скамью, композиционно завершающую монумент Шолохову, приглядывая за сыном, который крутился рядом, и томным взглядом, но очень сосредоточенно изучая обстановку вокруг места закладки тайника. Он не торопил события, спешить было некуда, нужно было провериться и выждать, когда настанет самый удобный момент.

Вскоре его внимание привлекла непонятная колготня. Прямо по гравийной дорожке Гоголевского бульвара к памятнику подъехала какая-то спецмашина – не то коммунальщики, не то еще какие-то технические службы города. Тут же подошли мужики в замусоленных робах, не спеша покурили, достали из машины свои инструменты, стали разматывать какие-то шланги, потом открыли люк справа от памятника и что-то долго копошились в нем.

Виталию стало не по себе. Покусывая от волнения губы, он пристально следил за мужиками. Что это? Обычная техническая возня, когда в субботу делают все то, что не успели сделать за всю рабочую неделю, благо дело – охрана труда теперь близка к нулю, и любого можно заставить работать хоть круглые сутки без выходных и проходных, или? Неужели это подготовка к его задержанию с поличным во время выемки тайника? Он сразу вспомнил, на какие уловки и ухищрения был способен Комитет госбезопасности СССР, а сейчас и ФСБ России в подобных случаях.

«Не дергайся, – приказал он сам себе, – контролируй ситуацию, пока ничего страшного не произошло…»

Внешне будто бы рассеянно, а на самом деле очень внимательно наблюдая за работой мужиков, он пытался найти в их внешности, одежде, словах и действиях хоть какие-то подозрительные нюансы и малозаметные признаки, которые могли бы подсказать ему, что это бутафорская бригада и есть на самом деле закамуфлированная под коммунальщиков и хорошо экипированная группа захвата.

Прежде всего – внимание деталям. Ему показалось странным, что среди них не было ни одного азиата. Узбеки, туркмены, таджики – в Москве без них уже немыслима сфера обслуживания и особенно муниципальные коммунальные службы. А здесь – только славянские лица… Опять же небритые морды, один из работяг явно мается похмельем, грязные резиновые сапоги, засаленные, местами даже рваные робы… А еще этот мат – без стеснения, во весь голос и на всю округу, какие-то дешевые вонючие сигареты, пиво «Жигули»… Нет, это точно не переодетые чекисты. Полностью он успокоился, когда двое рабочих сняли свои спецовки и далеко не первой свежести тельники. Чернорабочий загар – коричневые, закопченные солнцем кисти рук, запястья, шея и лица невероятным образом контрастировали с мертвецкой, почти желтушной бледностью плеч, спины, груди и живота, и еще татуировка – не современный, мастерски выполненный цветной рисунок высокотехнологичными красками и гелями, а расплывчато-синее и самоежное наследие мест, не столь отдаленных, еще с советских времен.

Нет, кажется, ложная тревога.

Однако спокойствие Бернарда было недолгим. Один из работяг снова залез в колодец и отключил воду, которая сплошным потоком струилась по скосу монумента, омывая конские шеи. Затем коммунальщик подсоединил к магистральному водоводу шланги, и двое мужиков стали поливать памятник и символическое речное русло; трое других, достав из машины грубые щетки на длинных ручках, начали старательно шоркать плитку, покрывавшую склон, оттирая вплавленную в гладкую поверхность керамики грязь и копоть, местами наросший органический налет.

«Бог мой, ведь если они начнут чистить конские головы, то случайно могут наткнуться на заложенную для меня капсулу, – подумал Бернард. – Она хоть и маленькая, но, вывалившись из лошадиной морды, вполне может привлечь внимание… В противном случае остается рассчитывать только на то, что с похмелья они ее не заметят или по собственной лени просто не станут утруждать себя, чтобы нагнуться и поднять какую-то ерунду… Господи, как много зависит от случая».

Да, это был тот самый его величество непредсказуемый случай, который бывает в жизни каждого разведчика: его невозможно предвидеть, но именно такая мелочь способна провалить все дело.

Чтобы не быть забрызганным и не мешать уборке и чистке, ему пришлось подняться с лавки и немного отойти в сторону – далеко уйти он не мог, дабы не терять контроль над ситуацией. Мужики тем временем неспешно продолжали свое дело.

Увлеченный наблюдением, Виталий даже забыл о сыне, а тот вертелся около рабочих, с восторгом стараясь подлезть где-нибудь на излете под прохладную струю из шланга или поймать в ладошки рикошетившие от памятника и склона сверкающие солнцем водяные брызги. Он даже залез и сел на одну из конских голов.

«Может быть, рискнуть и попробовать снять контейнер прямо сейчас, – мелькнула в голове шальная мысль… – Нет-нет, это уж чересчур. Кто знает этих мужиков… Вон – водила машины сидит и внимательно наблюдает за всем происходящим, хотя мог бы и подремать… Что ж, будем ждать».

К огорчению сына и радости Бернарда, рабочие закончили шоркать памятник и плитку своими щетками, отключили воду и начали сворачивать шланги.

«Еще минут десять – пятнадцать, и они закончат, – размышлял Коржавцев, – затем перекурят и уедут… Вот тогда все и сделаем… Отправлю сына полазить по лошадиным головам и скажу ему, из какой морды и что нужно вытащить … В общем, поиграем в поиски клада. А приз будет и у него – мороженое, и у меня – информация… Только какие новости хранит этот тайник?» Нетерпение грызло душу…

– Что это вы тут делаете? Смотри, baby весь мокрый! – Виталий оглянулся на визгливый, знакомый до неприязни голос.

По бульвару, быстро семеня ногами, хиляла, почти бежала Зоя. На лице – эмоции тигрицы, у которой отняли ее котенка.

– Он же ведь опять заболеет, – почти в голос кричала она, не смущаясь людей, которые уже оглядывались на нее.

«Приперлась… и принесла же ее нелегкая в самый неподходящий момент!»

– … ты, что ли, будешь с ним дома сидеть?! Да что же это такое делается! Father, называется!

– Да жара ведь…

– Какая жара! Какая жара! Вон, все ноги у него мокрые, и рубашка насквозь… – Гигиеническими салфетками она вытирала детскую рожицу, которая совсем недавно светилась счастьем радости и свободы, а теперь вмиг потускнела, поблекла и стала как у лилипута – обреченно-тоскливой и взрослой у совсем маленького человечка.