Эдгар По в России - Евгений Васильевич Шалашов

не стал ничего скрывать. Напротив, сообщил ей, что именно я виновник поджога, потому что не хочу оставлять дом, где я родился, где умерли мои предки, чужим людям и что не верю в возможность выкупа усадьбы. Теперь же моя судьба целиком зависит от нее. (По правде-то говоря, мне не так уж и важен был этот дом, да и к тем из приказных, кто сгорел, у меня не было никаких антипатий, но мне нужна была тайна…)

Конечно, я рисковал. Но несильно. Дочь генерала, выросшая на папенькиных рассказах о сражениях и настоящей дружбе, не выдаст человека, доверившегося ей. Разумеется, она меня не выдала. Но ей было приятно держать в руках чужую жизнь! (Слышал, что в поджоге обвинили мою бывшую дворню, кого-то отправили на каторгу.)

Кирилл Петрович редко бывал дома — он был предводителем дворянства, непременным членом Совестного суда, председателем Благотворительного общества и что-то там еще было. Будь жива матушка Марьи Кирилловны, то она пресекла бы вечерние прогулки дочери, поездки на старое кладбище, а генералу даже в голову не пришло приставить к ней кого-нибудь из многочисленной прислуги. Кирилл Петрович обожал свою дочь и всецело доверял ей.

Мария Кирилловна росла очень своенравной девицей. В то же время я поражался ее наивности. Надо ли объяснять, что было дальше? Легкое пожатие рук, легкий поцелуй, потом — поцелуй в губы, а спустя две недели в беседке…

Я взял у генерала то, что хотел, а большего и не надо было. Тем более что у Марии Кирилловны уже был жених — князь Верейский, находящийся сейчас за границей, с дипломатическим поручением. Его приезд, равно как и свадьба, ожидались на осень. Не он первый, не он последний, кто обнаруживает после свадьбы отсутствие девственности у юной жены. Но здесь проявила характер девица. Ей почему-то казалось, что после случившегося я должен на ней жениться. Она уже хотела упасть перед папенькой на колени, попросить благословения, но, выслушав мои соображения, согласилась, что бежать гораздо романтичнее! Мы скроемся под покровом ночи, нас обвенчает какой-нибудь старый поп в захудалой церквушке! Потом мы напишем генералу, и он, конечно же, расчувствуется и все простит. Мои опасения, что понадобятся деньги на лошадей, на житье, были разбиты весомым аргументом — Мария Кирилловна высыпала передо мной содержимое шкатулки, в которую складывала деньги, полученные от отца "на булавки"…

Что мне еще сказать? В ночь, когда Кирилл Петрович отсутствовал, мы бежали. Нам удалось уехать на порядочное расстояние, отыскать постоялый двор и свободный нумер. Мария Кирилловна, уставшая, но довольная, быстро заснула, а я спустился вниз, оседлал лошадь и ускакал.

Стыжусь ли я содеянного? Ничуть. А почему я должен стыдиться? Кирилл Петрович унизил меня. Что ж, он теперь тоже унижен. Касательно Марии Кирилловны, то ничего страшного не случилось. Девица лишилась девственности, зато приобрела опыт. Думаю, она мне должна сказать спасибо за романтическое приключение — будет что вспомнить в старости.

Возвращаться в Петербург я не спешил. Да и что мне там делать? Денег, оставшихся после расставания с Марией Кирилловной, оказалось немного — около четырех тысяч. Кроме того, удалось выручить кое-что за кольца, ожерелья, прочие побрякушки. Двадцать рублей, врученные пронырливому еврею, позволила получить подложный паспорт.

Я странствовал по Европе два года. Осмотрел Дворец дожей в Венеции и падающую башню в Пизе, трогал окаменевший пепел Помпеи, вдыхал запахи апельсиновых деревьев Каталонии, любовался собором Парижской Богоматери, гулял по Карловому мосту в Праге. Два раза меня пытались ограбить, оба раза спасал генеральский подарок. Более всего полюбилась Вена, но там со мной произошла неприятность — проиграл в карты последнюю сотню рублей. Лучше, если бы эта нелепица случилась в Италии — можно было бы податься в разбойники, но в Австрии климат неподходящий. К счастью, отыскался добрый человек, ссудивший мне денег. Я даже обещался вернуть.

Дома узнал, что исключен из полка с "волчьим билетом". Что же, ничего удивительного. Но дворянства меня никто не лишал, в розыскных ведомостях не значился. Стало быть, можно спокойно жить. А то, что приятели, завидев меня, отворачивались, так какое мне до этого дела? На место одного знакомца всегда найдется другой.

На последние деньги я снял квартиру и принялся раздумывать — а что же мне делать дальше? Искать место приказчика или гувернера — понадобятся рекомендации, да и не по душе такая карьера. Чтобы прокормиться и заплатить за квартиру, я выходил из дому, охотясь на редких прохожих. Но этот промысел был так скучен, приносил мало дохода — у мелких чиновников, которых я избавлял от кошельков, не бывает много денег, а богатые люди пешком не ходят.

Интересное дело нашло меня само. Однажды, когда я прогуливался по одной из окраин Васильевского острова, наткнулся на неприличную сцену — мужик в распахнутой шубе избивал женщину. Я прошел бы мимо, но они перегораживали мне путь. На просьбу посторониться мужик ответил невежливо. Что же, пришлось поучить невежу хорошим манерам, вбив ему зубы в глотку. Я думал, что инцидент на этом и закончится, но грубиян вытащил нож…

Опасаясь, что шум от выстрела привлечет чье-нибудь внимание, я постарался уйти от трупа подальше. Выйдя туда, где без помех можно заскочить в санки извозчика, обнаружил, что женщина, за которую я вступился, идет следом за мной. Благодарности я не ждал. Скорее она хотела получить денег за молчание. С деньгами я расставаться не готов, в подарке генерала оставалось еще две пули. Я еще ни разу не убивал женщин, так почему бы не попробовать?

Но все оказалось проще. Женщина оказалась шлюхой, а мужик, которого я убил, был ее сводником и одновременно хозяином. За мной она увязалась, потому что ей некуда идти. Она была молода и недурна собой, а я никогда не отвергал уличных женщин, зарабатывающих своим телом. Чем они хуже великосветских кокеток, отдающихся мужчинам в силу того, что каждой женщине приличествует иметь любовника?

Утром, когда я собирался выставить за дверь Евдокию (так ее звали), она вдруг попросила:

— Барин, а коли ты прежнего кота убил, так, может, сам моим котом станешь?

— Котом? — удивился я.

Мне стало смешно.

— А ничего смешного, — обиделась Евдокия. — Чего ржать-то попусту? Как сыр бы в масле катался. Я бы сама клиентов искала, а ты бы смотрел, чтобы меня никто не обидел. Вон какой ты здоровый. Павлуше, упокой, Господи, его душу, зубы с одного удара вынес!

Тут до меня дошло, что "котом" она называет сводника, живущего за счет женщин. Или, как говорят французы, de