Кровавый приговор - Маурицио де Джованни

— Все в порядке, доктор. Этот синьор виновен в убийстве Кармелы Кализе. Мы должны поблагодарить профессора и его супругу, которые приехали в театр специально для того, чтобы загнать убийцу в угол.

Гарцо снова сменил выражение лица — теперь оно выражало солидность и удовлетворение. Он поклонился супругам Серра и, еще не вполне веря тому, что услышал, настороженно повернулся к двум полицейским:

— Добро пожаловать в мой кабинет, Ричарди и Майоне. Синьора и синьору Серра ди Арпаджо я приму потом, если у них хватит терпения немного подождать.

Как всегда — само совершенство в вопросах формальностей, подумал о нем комиссар почти с восхищением.

Начало разговора было бурным: Гарцо хотел знать, почему, несмотря на его приказ вступать в контакт с супругами Серра ди Арпаджо только с его разрешения, они оказались во дворе управления поздно вечером. Да еще и участвовали в полицейской операции! А если бы профессор или, что еще хуже, его жена были ранены?

Ричарди с олимпийским спокойствием ответил, что все это было спланировано заранее именно с целью оправдать профессора. Он и профессор решили, что обвинить Иодиче означало бы дать пишу предположениям, что семья Серра замешана в убийстве Кализе. Самоубийство — не признание вины. А самой частой и постоянной посетительницей гадалки в любом случае была синьора Серра ди Арпаджо, и об этом знали все. И поскольку, допрашивая Ромора, любовника Эммы, Ричарди убедился, что тот знает больше, чем говорит, они решили подвергнуть его психологическому давлению, чтобы он выдал себя. Так в итоге и случилось.

Всю эту чушь Майоне и Ричарди придумали утром, когда только что взошедшее солнце освещало площадь под окном кабинета и рабочие спешили к автобусам до Баньоли — на заводы. Второго, запасного плана у друзей не было. Они лишь надеялись, что удастся этот.

— А что такого сказал на допросе этот Ромор? — спросил Гарцо. — Почему у Ричарди возникли подозрения?

Комиссар правдиво рассказал о беседе, которая была у него с Аттилио накануне вечером. Оказалось, актер знал, что Кализе была убита ночью, хотя в печати об этом не сообщали. И знал, что Кализе имела склонность говорить пословицами, хотя Эмма никогда не говорила ему об этом. А как узнал про эту склонность сам Ричарди?

Комиссар мысленно увидел перед собой сломанную шею, углубление в черепе, широкую полосу крови. Но не это вызвало у него страх. Он вздрогнул от ужаса, когда вспомнил голос Антониетты. Он ответил, что о поговорках ему сказала Петроне, и на мгновение почувствовал на своем затылке взгляд Майоне. Ему оставалось лишь надеяться, что бригадир потом не станет задавать ему вопросы по этому поводу.

Гарцо наконец успокоился, улыбнулся и сказал:

— Хорошая работа. Мы снова добились успеха. И вполне его заслужили. Если бы я не ограничил вас по времени, мы до сих пор играли бы с предположением, что в убийстве виновен Серра ди Арпаджо. Вы умелые и одаренные люди, иначе не скажешь, но нуждаетесь в руководстве.

Ричарди, не глядя на него, заранее представил себе, как может отреагировать на эти слова рассерженный ими Майоне при его пылком характере, положил руку бригадиру на плечо и попросил разрешения идти, чтобы выслушать и записать признание Ромора. Гарцо изящным движением встал на ноги и, окруженный запахом свежих цветов (у него на письменном столе всегда стоял букет), пошел принимать супругов Серра ди Арпаджо.

— Комиссар, — сказал Майоне, — я принес вам привет от обеих. Они были в толпе перед воротами, но я знаю, что вам не нравятся благодарности, и сказал, что они могут уходить, потому что вы будете работать допоздна. Жена Иодиче сказала, что вы святой, что душа ее мужа благословляет вас с того света, и так далее, и так далее — в общем, то, что обычно говорят. Его мать желает вам здоровья. Она говорит, что вы, по ее мнению, больны или скрываете какое-то горе и что Бог помогает таким людям, как вы, если они позволяют себе помочь.

Ричарди поморщился, не прекращая смотреть в окно своего кабинета.

— Спасибо, что избавил меня еще от одной лекции. Тебе не кажется, что на сегодня нам уже хватит рассуждений о судьбе? Послушай меня: судьбы нет. Есть мужчины и женщины, и есть мужество жить — или уйти из жизни, как сделал Иодиче. И есть люди, которые живут бессознательно, плывя по течению. Вот что есть.

Майоне качнул головой:

— Как жаль, комиссар, слышать от вас такое. Дело раскрыто, сумасшедший мерзавец отправлен в психлечебницу для преступников, но даже это не вызывает у вас улыбку.

Ричарди сказал, не оборачиваясь:

— Ты знаешь, что у человека, который живет, глядя в окно, что-то еще можно отнять? Знаешь, что именно?

— Нет, комиссар. И что же?

Короткий вздох — и ответ:

— Окно, Рафаэле. У него можно отнять окно.

Профессор и его жена вели себя так, что Гарцо почувствовал облегчение — и немалое. Однако и он, и она выглядели усталыми и измученными. Гарцо подумал, что, возможно, быть свидетелем такого жестокого события тяжелее, чем он предполагал, но они скоро о нем забудут.

По сути дела, он лишь хотел убедиться, что влиятельный университетский профессор не станет жаловаться на полицию в тех домах и учреждениях, где часто бывает. Если жалобы и претензии начнутся, Гарцо уйдет в сторону и оставит Ричарди одного отвечать за самовольные действия. А если будет по-другому, скажет, что комиссар действовал по его указанию, и присвоит его успех себе.

Серра ди Арпаджо в это время хотел лишь одного — как можно скорей уйти из управления и обо всем забыть. Когда Ромор в бешенстве бросился вперед, Эмма отступила назад, в глубину ложи, и оказалась рядом с мужем, который шел навстречу — защищать ее. Она подошла к Руджеро и пожала ему руку. Это было немного, это было лишь начало. Он вытер ей слезы платком, который в этот момент доставал из кармана.

В этом же кармане лежал пистолет. Тяжесть оружия в кармане — тяжесть решения. Руджеро решил: если Эмма согласится уехать с Ромором, он выстрелит себе в висок у нее на глазах. Сомнительно, смогут ли они начать новую жизнь на его крови! Это крайнее средство он собирался применить лишь после того, как испробует все остальные. Он вспомнил, как ходил к Кализе, чтобы убедить ее избавить Эмму от этой одержимости. Вспомнил открытую дверь, кровь, залившую пол, и то, как бежал оттуда со всех ног, надеясь, что никто не видел, как он входил. Вспомнил, как был уверен, что ему конец, что для него больше нет надежды.

Но теперь у них с Эммой будет ребенок. Может быть, ради этого малыша она снова станет ценить безопасность, которую ей могут дать только он и брак с ним.

Его жена была погружена мыслями в те дни, когда считала, что не может жить без мужчины, который оказался сумасшедшим. Теперь она не доверяла себе и своему уму. Кармела Кализе и сын Кармелы преподали ей урок — показали, что материнство может принести не только счастье, но и огромные беды.

Полицейский чиновник, этот идиот, чью фамилию она не помнила, болтал с ее мужем о каком-то их общем знакомом. Эмма коснулась рукой своего живота. Что, если ребенок унаследует от отца его болезнь? И что руководило его бабкой — любовь или величайший эгоизм?