Остров разбитых сердец - Лори Спилман

У нее в сумочке звонит телефон. Она не обращает внимания.

– Поговори с ним. Мне все равно.

– Это не Том. Но он звонил. Вчера.

Энни снова вспыхивает:

– Отлично. Рада за вас.

– Я сказала ему, что больше мы не увидимся, – спокойно говорит мама. – Попросила больше не звонить. – Она улыбается, поглаживая руки Энни. – Может, теперь пойдем домой и позавтракаем? Или пообедаем? Если захочешь, будем разговаривать весь день, и всю ночь, и завтра тоже. Я готова ответить на любой вопрос о моих отношениях с Томом.

– Вы…

– Нет! Клянусь тебе, дорогая, секса у нас не было.

– Господи, мама! Я не то хотела спросить! – стонет Энни, отворачиваясь, но, вообще-то, у нее отлегло от сердца. – Собиралась ли ты рассказать мне… про вас?

– Да. Причем по глупости я даже думала, что ты обрадуешься.

Энни закусывает губу. Да, ей следовало бы радоваться. Том замечательный и идеально подходит для мамы. Но она не настолько великодушная дочь.

– Так позвони ему, – говорит Энни, опять принимая Олив Барретт за образец поведения. – Может, ты поедешь с ним в Париж и будешь работать няней вместо меня?

Мама обнимает ее:

– Мое вчерашнее свидание с Томом было первым и последним. Я даже заблокирую его звонки, если ты покажешь как. Ну давай, милая. – Она с улыбкой протягивает ей руку. – Поехали домой.

Я вся твоя.

Мобильный звонит снова. На сей раз Энни не ждет. Не сомневаясь, что это Том Барретт, она лезет в мамину сумку, достает телефон и рявкает:

– Здрасте!

Ей что-то отвечают, и она передает трубку матери:

– Это из «Нью-Йорк таймс».

Иногда жизнь дарит нам моменты такого яркого озарения, которое невозможно не заметить. Все вдруг становится кристально ясным, и если мы принимаем какое-то решение, то нами движет не страх и не надежда, а неколебимая уверенность в том, что мы поступаем абсолютно правильно. Бабушка Луиза говорила, что таких моментов много, но мы не пропускаем их только тогда, когда наши сердца и умы открыты.

Я беру телефон. Обиженная Минди Нортон, корреспондент «Нью-Йорк таймс», говорит, что уже полчаса ждет меня в вестибюле моего дома.

– Извините, Минди. Мне правда очень жаль, но сегодня я не могу с вами встретиться.

Энни смотрит на меня с недоумением.

– Вы отменяете интервью? – негодующе спрашивает Минди.

Ее раздражение можно понять. Я скомкала ей весь день, а у нее, может быть, поджимает срок сдачи статьи. Вдруг меня осеняет.

– Постойте-ка, – говорю я, пролистывая список контактов. – Позвоните Эмили Ланге. Она вам идеально подойдет.

– Она вошла в пятидесятку лучших?

– Нет, хотя должна была войти. Это моя бывшая наставница. Ее агентство занимается благотворительностью. Она отличный брокер, – говорю я и, помолчав, прибавляю: – а также прекрасный человек.

– Вряд ли она окажется свободна прямо сейчас, – отвечает Минди по-прежнему недовольным тоном.

– Для того чтобы дать интервью «Нью-Йорк таймс»? Будьте уверены: она выкроит время.

– Хорошо. И все-таки вы подвели меня, Эрика. Мы на вас рассчитывали. Эта статья очень важна.

– Я знаю. Извините. – Улыбаясь, я смотрю на Энни. – Но, видите ли, моя дочь тоже на меня рассчитывает. А она важнее важного. Она то, что имеет значение.

Я нажимаю отбой, Энни кидается ко мне:

– Ты должна была давать интервью «Нью-Йорк таймс»?

– Невероятно, да? Я совсем забыла, что сегодня мы договорились встретиться.

Она хватает меня за руки:

– Поехали скорее! Перезвони им! Скажи, что мы будем на месте через двадцать минут! Мама, ты должна дать это интервью!

Мое сердце переполняется радостным волнением: дочка меня поддерживает, гордится мной! Однако я и сама должна собой гордиться.

– Спасибо, милая. Но Эмили Ланге заслуживает этого больше, чем я.

Процесс выздоровления всегда требует времени и заботы: они способны творить чудеса. Мы с Энни подолгу гуляем в парке, дома смотрим фильмы, сидя в пижамах. Она рассказала мне о своем друге Рори и о первом поцелуе. Мы разговариваем до утра, много плачем. Постепенно наша дружба восстанавливается.

Тот ночной эпизод был для Энни унизителен, и для меня тоже. Том еще два раза мне звонил, но я не брала трубку. Я ведь дала дочери слово и сдержу его. Вчера мы сажали на балконе цветы, которые теперь называем пентасами Кристен.

– Ты по-прежнему ищешь ее, мама?

– Везде, куда ни иду, – признаюсь я. – Наверное, так будет всегда. Но в то же время я понимаю, что мы должны жить дальше. Кристен сама бы очень этого хотела.

– Она вернется, – говорит Энни с уверенностью, заставляющей меня содрогнуться.

В понедельник вечером я листаю свою поваренную книгу, когда Энни вбегает в кухню, чуть не задыхаясь от волнения.

– Она дома! Кристен вернулась!

Я хватаюсь за столешницу, чтобы не упасть:

– Что?

Энни, смеясь, показывает мне свой телефон, и я читаю эсэмэску от Брайана: «Ты должна приехать ко мне, милая. Прямо сейчас. И пожалуйста, привези маму».

Мое сердце стучит, как барабан.

– Ох, Энни, ты же не думаешь…

– Да! – Она обнимает и кружит меня. – Именно это я и думаю! – Ее лицо просто лучится радостью. – Крисси вернулась! Она у папы! Поехали скорее!

Энни едва ли не волоком тащит меня к двери квартиры, оттуда к лифту, а из лифта на улицу. В моей голове роится миллион мыслей, но главная среди них одна: «Господи, пожалуйста, не дай моей дочери снова разочароваться!»

Сидя рядом со мной в такси, Энни без умолку трещит:

– Наверное, она поехала к папе, чтобы тебя не напугать. Она не знает, какая ты снова стала классная!

Я улыбаюсь и сжимаю ее колено, отчего она всегда хихикает.

– Позвони-ка папе. Давай заранее узнаем, что он хотел сказать своей эсэмэской.

– Нет, Кристен задумала нас удивить. Не будем портить сюрприз.

Вижу на лице Энни знакомое выражение решимости. Она действительно верит, что сестра жива. Не потеряла эту веру после всего случившегося. Я и рада, и напугана. Моя дочь по-прежнему верит в чудеса. Это хорошо. Я надеюсь.

Брайан открывает дверь, и в ту же секунду, прежде чем он успевает сказать хотя бы слово, я понимаю: предчувствие обмануло Энни. Она и сама это понимает, судя по тому, как кровь отхлынула от ее лица. Сердце моей дочери разбито. Опять. Не дожидаясь, пока бывший муж сообщит свою новость, я обнимаю Энни. Ее плечи вздрагивают.