Кладоискатель и золото шаманов - Юрий Гаврюченков

Тест номер два.

– Алло?

В трубке молчали.

– Алло! Слушаю.

Звонильщик молчал. Динамик исправно доносил шумы улицы, очевидно, звонили по сотовому или из таксофона.

– Будем говорить?

Безмолвие было мне ответом.

– Нет? – Я положил трубку. – Ну тогда и на фиг вас, дорогой товарищ.

Черт знает, кто это, но явно не Маринка. На остальных мне сейчас было откровенно плевать.

Я быстро прошелся по комнатам, поддергивая сползающее полотенце, и распахнул дверцы платяного шкафа. Внутри царили чистота, порядок и ухоженность. На плечиках висели разноцветные рубашки, с правой стороны теснились костюмы. Их было у меня пять, три пары и две тройки. Немного для состоятельного джентльмена. Я пощелкал вешалками и выбрал светлый, из тонкой шерсти. Для романтического свидания сойдет.

Разложил белье на постели, набрал Иркин номер. Тест номер три, проспорил – плати. Откликнулись сразу:

– Але!

– Это Илья.

– Ой, – обрадовалась Ирка. – Так ты придешь?

– Разумеется, – бархатистым тоном ловеласа заверил я. – Когда?

– Прямо сейчас приходи. – Судя по голосу, Ирка таяла, как масло в жаркий солнечный день.

– Через полчаса буду.

– Жду. Целую!

Я стал облачаться в наряд для любовных утех. Душа трепетала в предвкушении. Неужели я могу вот так запросто изменить Маринке? «Да, могу! – решил я. – Во-первых, она сама виновата; во-вторых…» Запретный плод был так сладок, а Ирка столь доступна и привлекательна, что устоять действительно было невозможно. Мир полон соблазнов, а я человек слабый.

Я повязал галстук и тщательно расправил его перед зеркалом.

Полчаса быстро истекали, а надо было заскочить в магазин, чтобы не приходить с пустыми руками. Я заторопился, выскочил из квартиры, закрыв за собой дверь, вызвал лифт, вспомнил, что забыл деньги, вернулся и, поминутно поглядывая на часы, помчался в ближайший маркет, сожалея, что не обзавелся машиной.

Я уложился в тридцать минут.

С большим букетом цветов и дежурным набором Казановы я стоял у двери Иркиной квартиры. Сердце радовалось, что такая суперская барышня так легко мне досталась, а рассудок говорил, что само плывет в руки только то, что не тонет.

Чувствуя себя повесой, я надавил кнопку звонка и был встречен восторженным Иркиным возгласом.

– Где все твои? – Я скинул в прихожей ботинки.

– Мама с Сонькой к бабушке умотали, – бесхитростно отчиталась Ирка.

Она была уверена, что я приду. В другое время сознание собственной предсказуемости покоробило бы меня, но не сегодня.

– Надолго?

– На всю ночь.

Ирка обняла меня за шею, потянулась губами. В облаке особым образом растрепанных волос плавал густой возбуждающий аромат.

– У тебя красивые волосы, – прошептал я.

Открыв глаза, я не сразу определился на местности. Только повернув голову и увидев рядом сладко посапывающую Ирку, понял, где нахожусь. Навалился страх и стыд. Страх разоблачения со стороны Маринки и стыд перед ней же.

Я полежал немного, отходя от нахлынувших переживаний. Первое чувство, по идее – самое искреннее, было не что иное, как похмельный опасюк. Вполне заслуженное, кстати, возмездие. Отвязались мы вчера с Иркой по полной. Захваченное мной вино незаметно кончилось, зато в холодильнике нашлась бутылка водки, которую мы уговорили за ночь. У водки присутствовал ярко выраженный привкус металла, сказывалась выдержка в железной бочке, но нам было все равно, хоть граната, лишь бы шибало. В результате я намешал, и с утра мутило.

С утра… Я сдвинул чугунную отлежанную руку и посмотрел на часы. Десять минут второго! Ничего себе… Хотя, учитывая бессонную ночь, нормальное такое утро. Ирку вон пушками не разбудишь. Я тяжело перевалился на бок, опустил ноги на пол, сел. Подруга продолжала сопеть, дыхание не стихло, как бывает у проснувшегося человека. Я выждал, приходя в себя. Осмотрелся. Комната носила следы бешеного загула. Да-а, будет о чем вспомнить на старости лет. Что же мы так отрывались-то, как в последний раз?

Не найдя ответа, я поднялся и побрел в сторону ванны. Пора было принимать душ и убираться восвояси. Если Маринка дома, не хватало только, чтобы она учуяла запах Иркиного парфюма. А что я ей скажу? Скажу, что у Гольдберга на даче остался. Нанюхался растворителя и решил не ехать, пока не выветрится. Чай, беседа, забухали. Мобильник выключил, дабы не тревожили.

Наспех соорудив отмазку, я залез под душ. Снова напал опасюк. В правдоподобность отмазки не верилось. Казалось, что Маринка раскусит ложь и все поймет. А вдруг, разыскивая меня, она созвонилась с Гольдбергом? И хотя я точно знал, что телефон Давида Яковлевича ей взять неоткуда, подозрение терзало сердце голодной крысой. Я сознавал, что это всего лишь действие похмелья, и от этого мучился еще больше.

Зачем нужно было пить дрянную водку? В нормальных странах спиртные напитки выдерживают в дубовых бочках, и только у нас – в железных. И пьют такие напитки только самые отчаявшиеся люди, которым нечего больше терять и остается завивать горе веревочкой. Но мне-то оно зачем? Мне, удачливому археологу, обладателю огромного богатства, зачем заливать горе паленой водкой с привкусом ржавчины? На фига вообще сдалась эта ебля с плясками? Что за странная тяга к пролетарскому времяпрепровождению? Как же низко я пал!

Ирка… Vulgus, proles![22]To, что для меня безобразно, для нее естественно. В Римской республике такие, как она, производители, не способные дать государству ничего, кроме своего потомства, являлись низшей категорией граждан. В развитом советском обществе пролетарии превратились в господствующий класс – гегемон, призванный служить опорой нового строя и самый многочисленный. Проще говоря, пролетариев у нас как грязи. И в этой грязи – я. По самые уши.

Захваченный самоистязанием, я зажмурился под струями воды. Мир тут же ухнул в бездонную пропасть. Я чуть не навернулся, что в мокрой ванне было совсем просто и чревато травматизмом. Чудом устоял, опершись о стену. Не хватало еще погибнуть из-за этой дуры! А что, если я стану отцом дауна, порожденного вследствие алкогольного зачатия?! Это будет катастрофа. Маринка сразу уйдет. Дальше что? Женитьба на Ирке? Matrimonium liberorum quaerendorum causa?[23]

Как человеку порядочному, именно так мне и следовало поступить.

– О, persepae accidit ut utilitas cum honestate certer![24]– простонал я. Как обычно, по синему состоянию в голову лезли расхожие латинизмы, которые я зазубрил в университете.