Мы Бреннаны - Трейси Лендж

хотелось вновь увидеть во взгляде Денни то же осуждение. На Санди он вообще взглянуть не осмеливался, разве что тоже мельком. Всякий раз, оказавшись в последние двадцать четыре часа рядом с ней, он думал, что рухнет под грузом стыда.

Положив узловатые руки на стол, он пристально оглядел их.

– Как сегодня вечером в новом заведении?

– Оживленно, – ответил Денни.

– Представить только, – произнес Микки. – Еще один паб, еще больше первого. – Несмотря ни на что, он гордился Денни. Но не было у него склонности к пышным похвалам, а если он станет произносить их сейчас, то дети решат, что он заискивает. – Вы фото снимали, чтобы можно было на родину послать?

Санди поставила перед ним и Джеки чашки с горячим чаем.

– Уже отправили Барри. Он позаботится, чтобы их разослать. – Она принесла еще одну чашку, себе, и села радом с Денни.

– Ты умеешь фотки в Ирландию пересылать, да?

– Легко. – Санди не отрывала глаз от чашки с чаем.

Молчание детей, их отведенные взгляды воспринимались им как осуждение высшего порядка. Неужто все добро, какое он всегда приносил своей семье, насовсем стерлось из их памяти?

Он глотнул чаю. Два куска сахара, немного молока. У Санди всегда получалось то что надо. Он сглотнул зревший в горле ком и, прерывая молчание, ухватился за спасательный круг:

– Когда Тереза с Молли наконец вернутся домой?

– Послезавтра, – сообщил Денни. – Теперь это хорошая новость наверняка станет правдой.

Все за столом закивали.

– Я, наверное, к себе поднимусь. – Санди встала, прихватив с собой чашку. – Всем доброй ночи.

Все пробормотали ответные пожелания, пока она поднималась по лестнице. Услышав, как дверь ее спальни закрылась, отец выпрямился на стуле. Сыновья, может, и рассердятся на него, только особого значения это не имеет.

– Вы, мальцы, уверены, что ваша сестра поступает правильно?

Денни промолчал.

– С ней все хорошо, – выговорил Джеки, стаскивая повязку с копны волос, которая тут же упала ему на плечи.

Пусть себе относятся к старику как угодно холодно, но ему было необходимо видеть их глаза, когда сыновья станут отвечать на его следующий вопрос, чтобы он видел, говорят ли они ему правду. Микки сильно хлопнул ладонью по столу.

Сразу вскинулись две головы.

– Она не вздумает снова бежать, а? – Микки посмотрел на Джеки.

Пугливая искра в глазах Джеки угасла, и он пожал плечами:

– Надеюсь, нет.

Впервые за день Микки повернулся к Денни в ожидании его ответа.

– Нет, если мы сможем ей помочь. – Денни не отвел взгляда. И это дало Микки надежду: хотя бы в этом они были по-прежнему заодно.

* * *

После этого они пошли наверх. Дети уже за столом носами клевали и, наверное, отключились через несколько минут. Зато Микки лежал в постели, сна не было ни в одном глазу – его одолевали мрачные мысли. Микки давно уже сожалел о своей жизни, но за последний день перечень сожалений сильно вырос.

Как бы ни желал он не верить тому, что Денни рассказал о надругательстве Уэлша над Санди, даже когда он остался один в комнате Денни и убеждал себя, что это не может быть правдой, данный факт объяснял многое. Шесть лет назад Санди, казалось, изменилась в одну ночь.

Он тогда заговорил с Маврой, полагая, что та хоть как-то представляет себе, что происходит с ее дочерью.

– Ты что, не видишь этого?

– Она себя неважно чувствует. Это уже месяцами тянется.

– Наверняка грипп ей до сих пор портит настроение. Может, ей самой себя жалко. Ей приходится сидеть дома со мной, а Денни с Терезой своей свадьбой к себе привлекают все внимание.

– Не в этом, по-моему, дело. Санди формально здесь, но здесь на самом деле ее нет.

– Ты это про что? «Она тут, но ее тут нет». – Не соглашаться с Маврой – все равно что бороться с ветряными мельницами. – Не глупи. Если с ней что и не так, так это потому, что все вы ее испортили.

– Нет тут никакой связи. Думаю, вы что-то скрываете от меня, – проговорил Микки жестко, встав перед Маврой так, чтоб ей нельзя было спрятаться от его взгляда.

Она закудахтала и выбросила свой козырь, которым донимала его последние пять лет.

– Удивительно слышать такое! Да еще от такого, как ты! – Мавра нашла шарф Линн под сиденьем грузовичка вскоре после того, как их связь закончилась. У них состоялся один-единственный разговор. Мавра холодным мертвенным голосом требовала ответов и подробностей и больше об этом не говорила никогда.

Благодаря своему козырю Мавра закончила этот разговор. Четыре дня спустя Санди сбежала.

Вопросы жалили сознание, и он, вскочив, уселся в постели с быстротой, на какую уже много лет не был способен. Знала ли Мавра, что произошло с их дочерью? Если бы знала, что стряслось с Санди и кто ее обидчик, так Мавру охватил бы животный страх, как бы правда не вышла наружу. Уж не позволила ли Мавра Санди уехать, лишь бы люди не узнали про их скелет в шкафу? Гнетущий ужас вселился в душу Микки, как бывает всегда, когда самым простым объяснением оказывается нежелательная правда.

Мавра всегда была остра на язык, скора на язвящие уколы, но когда-то она умела его рассмешить, и он очень быстро распознал в ней женщину, способную руководить семьей. Строгая, без всяких глупых шуток, неизменно практичная, стойко уверенная в том, что хорошо для семьи: денег накопить, дом купить, детей вырастить. Какое-то время они были отличной парой. Он обеспечивал финансовую безопасность, тогда как Мавра стала центром семейной вселенной, солнцем, освещавшим им путь.

Когда после диагноза Шейна она ушла в себя, он решил, что ей просто потребуется какое-то время. И только когда школьный психолог вызвал Микки, чтобы поведать: на втором году обучения Шейн отстает от сверстников и учиться с ними не сможет, – он наконец-то насел на Мавру.

– Я не могу, – отпиралась она тогда, сидя за кухонным столом и приложив ладонь к щеке. В последние годы она похудела, острые кости торчали там, где когда-то глаз радовали мягкие округлости. – Не могу я больше водить его в этот класс. Конечно, Шейн даже не понимает, когда другие дразнят его: он, наказание Господнее, считает, что они дружески играют с ним.

В тот вечер Микки попросил Денни и Санди помогать Шейну добираться до школы и из школы домой, пока у мамы не изменится настроение. Все последующие десять лет они приводили брата на уроки, на занятия на свежем воздухе, на приемы к его врачам. И у них получилось. А Микки перестал