Кладбище ведьм - Александр Матюхин

Она нащупала взглядом нож под ногами Грибова. Подобралась, перебирая руками и ногами по полу, как какой-то дикий зверь.

Удастся ли поднять в этот раз?

Зажмурилась. Далёкие тени шептали, подсказывали, направляли.

Главное — сосредоточиться. Пальцы нащупали пластиковую ручку ножа, заляпанную кровью. Сжали. Осторожно подняли.

— Так, хорошо, ещё, ещё…

Вспомнила, как убивала отчима, как лезвие распарывало его кожу, рвало мышцы, погружалось в тело. Злость придала уверенности. Ну же, сколько ещё уродов осталось на земле? Сколько их вот так свободно бродят в темноте и ищут очередную жертву? В чём виновата Наташина мама? А отец, привязанный здесь?

— Ты и сама по уши в дерьме.

Всё верно, не бывает хороших или плохих. Есть нормальные и ненормальные. Маша сейчас старательно возвращалась к «нормальности». Какая ирония — стать нормальной после смерти, оставив после себя столько всего, что вовек не очистится…

Она подняла таки нож, слепо ткнула им во что-то мягкое. Второй рукой нащупала натянутую верёвку и принялась её разрезать. Перед глазами мелькали искорки.

Верёвка подалась легко, лопнула от напряжения, и сразу же обмякла. Маша быстро перерезала ещё в нескольких местах и только после этого открыла глаза.

Грибов стоял перед ней на коленях, торопливо стаскивал с себя обрывки, сдирал скотч.

— Ты кто такая? — зашептал он осипшим голосом. — Что происходит? Кто вы все такие?

На секунду замер, будто прислушивался к кому-то внутри головы. Потом протянул руки со скрюченными грязными пальцами к Маше, взял её за голову и резко прислонил свой лоб к её лбу.

Искры вспыхнули ярко и болезненно. Маша вскрикнула, чувствуя, как её сознание наполняется густой темнотой. Ведьмы перебирались обратно. Или, наоборот, затаскивали её в голову Наташиного отца.

Ты справилась!

Мы все справились!

Иди к нам!

Теперь нужно найти выход отсюда, вернуться к кладбищу и закончить дело. Мужчина нам поможет. У мужчины есть силы. Иди к нам.

Она увидела десятки рук, которые выползали из темноты.

Она хотела спросить: как же вы меня схватите? Это ведь происходит внутри головы.

Но они схватили, обняли, погладили, приласкали и повели за собой.

Маша почувствовала, что больше ничего не боится. Шёпот ведьм обволакивал, как тёплое одеяло. Она перестала чувствовать собственное тело, зато поняла, что теперь стала лёгкой — воздушной! — самой воздушной девочкой в мире! Ей больше не нужно было закрывать глаза, чтобы видеть ведьм. Женщины, девочки, девушки и старухи — они толкались перед ней, протягивали руки, чтобы прикоснуться. Они улыбались окровавленными ртами, подмигивали пустыми глазницами. Но не страшно, правда, ничего страшного. Они не виноваты, что были убиты и похоронены. Как и Маша не виновата в том, что оказалась в пластиковом ведре. Мёртвых вообще нельзя ни в чём винить.

Пошли, дорогая. Наш путь должен завершиться на кладбище. 

Мужчина поможет.

Мы надеемся, что поможет.

Она тоже заулыбалась им в ответ. Пошла за ведьмами по шаткому мосту, и сама не заметила, как превратилась в тень.

Где-то в реальности со звоном упал нож. Чей-то сиплый голос спросил:

— Как тебе удалось?..

Но дальше Маша уже не слышала. Ей стало не до этого мира.

Первая ясная мысль: открыть окно и выпрыгнуть. Прямо в снег, на задний двор чужого дома. А потом бегом, бегом, пока никто не видит, через забор, по тёмным улицам, к железной дороге или к площади у магазинов, где постоянно стоят маршрутки и толпятся таксисты. Уговорить, уболтать, умолить, чтобы отвезли в больницу или в полицию. Куда-нибудь, лишь бы подальше от всего этого…

— Как тебе удалось?

Грибов осторожно поднял голову и увидел сутулого. Тот стоял в дверях, с пиалой в руках.

Рот мгновенно наполнился едкой, противной слюной. Грибов вспомнил, как глотал вязкую сладковатую жидкость, как она налипала на нёбе, заполняла горло, проваливалась в желудок ледяным камнем, а потом растекалась по телу, изменяя, ломая сознание…

Что-то про любовь, да? Он не мог вспомнить конкретику, только на уровне обрывочных ощущений. Как любил, безудержно, Надю. Рвался к ней. Хотел защитить от всех. Стать единственным для неё — верным и нужным. Но эта любовь накатывала волнами, а потом случался отлив. Во время него мир ломался заново и приходили страх и ненависть, два верных товарища.

Грибов боялся, что его убьют. Ненавидел Крыгина. Пугливо забивал мысли о побеге и жаждал — о, как же сильно он жаждал — чтобы сутулый пришёл и дал выпить проклятую жидкость.

Сколько времени прошло с того момента, как он стоял в лесу и смотрел на пятна крови, исчезающие под снегом? Минут двадцать или вечность?

Сутулый шагнул к нему, поставил пиалу на табурет около шкафа.

— Слышишь меня? — спросил он сипло. — Как ты верёвки-то развязал, красавчик?

Он был без плаща, зато в свитере с высоким горлом. Грибов разглядел полоску шрама на подбородке у сутулого, уходящую вниз. Может быть, ему тоже когда-то отрубили голову, как той девушке?

— Отвечай.

Грибов слабо мотнул головой. Какие-то мысли зашевелились в темноте сознания.

Он вдруг вспомнил о силуэтах, которые будто бы вытаскивали его из зловонного вязкого болота. Женщины, девушки, старухи — их было много, они толпились вокруг, протягивали руки, брали его за плечи, волосы, касались лица, груди. Они шептали наперебой разное. Поддерживали. Уговаривали.

Очищали — вот правильное слово.

Очищали Грибова от колдовского зелья.

Сутулый присел перед ним на корточки, взял за подбородок, поднял голову и заглянул в глаза.

И в этих зелёных страшных глазах Грибов увидел правду.

Что-то внутри него всколыхнулось, заставило резко податься вперёд. Он впился пальцами в плечи сутулого, рванулся из последних сил, скрежеща зубами, и прислонился лбом к сухому и горячему чужому лбу.

Из его глаз хлынула темнота, как по мосту между сознаниями.

Мы ждали тебя!

Спасибо!

Посмотрим!

Ну, здравствуй!

— Что за?..

Сутулый хотел отстраниться, но у него не получилось. Он ударил Грибова по лицу, угодил в глаз, потом в нижнюю челюсть. Но Грибов не чувствовал боли. Может быть потом она придёт и расплатиться по полной, но не сейчас.

Темнота вытекала из глаз, из рта, ноздрей, растекалась по удивлённому и испуганному лицу сутулого и начала впитываться.