Последняя Пасха императора - Александр Бушков

В общем, все достояние Коча, сохранившееся, надо полагать,после скитаний по взбаламученной державе. Только один предмет с содержимымбумажника не гармонировал: странной формы кусочек плотного картона, походившийна квадрат, разрезанный ножницами по извилистой, прихотливой линии. На немвыцветшими синими чернилами крупно выведены цифра «семь» и твердый знак.

Настал момент, который Смолин оттягивал… Он взялся обеимируками за второй комок ткани – уже прикидывая в уме, что обнаруженный им тайникзанимает примерно половину открывшегося за вынутой доской пространства.Потянул, отворачивая лицо от взметнувшейся сухой пыли. Выдернул. Отбросил.

И там, внутри, вплотную к косо опускавшейся крыше, лежалпродолговатый ящичек из темного дерева длиной поболее аршина, ширинойсантиметров в пятнадцать. Из простых, не лакированных, некрашеных планочек – носработанный чертовски аккуратно, несомненно, обработанный наждаком: светфонарика отразился от гладкого дерева, какого-то, сразу видно, благородного, ужникак не прозаического, во множестве произраставшего в России.

Когда Смолин протягивал руки, ему казалось, что он спит ивидит завлекательный сон. Голова кружилась, сознание плыло. Он плохопредставлял, сон вокруг или явь, на миг перед глазами все дрогнуло, поплыло…

Стиснул ладонями торцы, потянул ящичек на себя – аккуратныйящичек, не тяжелый и не легкий, соразмерный такой… Тот легко поддался. К томувремени Смолин уже разглядел на обращенной к нему стороне два плоских маленькихкрючочка.

Большими пальцами рванул их вверх, порезал подушечку пальцаправой, но не почувствовал боли. Внутри была плотная бумага, покрывавшая нечто,вздымавшееся семью выпуклостями. Вот ее Смолин приподнял кончиками пальцев, свеличайшей обходительностью, словно был сапером и извлекал взрыватель изсложной мины.

Действительно, ящичек разделен тоненькими перегородками насемь отделений, и в каждом возвышается продолговатый предмет, опять-такитщательно обернутый бумагой.

Запустив растопыренные пальцы в крайнее правое гнездо,Смолин осторожно потянул. Предмет подался легко. Бумага, под ней тонковыделанная замша, под ней просыпавшаяся на колени мелкая пробковая крошка, ещебумага…

Он стоял на коленях, держа обеими руками яйцо размером в двараза больше обычного куриного, покоившееся на изящнейшей подставке: вычурноекольцо, три фасонных ножки… Яйцо было покрыто причудливым узором, сразувызывавшем в памяти нечто восточное (как и общий стиль подставки), а в крупныеячеи золотого узора проглядывала чудесная даже в тусклом свете фонаряжелто-палевая эмаль, гильотинированная, то есть наложенная поверх чеканногоузора по металлу.

Не было ни мыслей, ни чувств – одно восторженное оцепенение.Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем Смолин, усмотрев миниатюрныйзолотой крючочек, с превеликой осторожностью поддел его ногтем, и верхняяполовинка яйца откинулась на двух изящных золотых петельках.

Внутри помещался золотой одногорбый верблюд с восседавшим нанем всадником. Чалма, белый эмалевый балахон, даже черты лица – все былоисполнено с поразительным совершенством, так что не было смысла гадать, кто былавтором. Вопрос из кроссворда: знаменитый ювелир царских времен, первая – «эф»,последняя – «е». Да, вот именно…

Вот и отыскалась исчезнувшая невесть когда семеркапасхальных яиц Фаберже, которые планировалось поднести императорской фамилиивесной семнадцатого года. Нет смысла торопиться разворачивать другие – нечемутам оказаться, кроме как шестерке остальных. Это, должно быть, и есть «Бедуин»– а в ящичке, конечно же, «Кедровая шишка», «Розы», «Русалка», «Радуга»,«Соловьиный куст» и «Золотой петушок»… Нашел. Никому не повезло, а он нашел…

Когда схлынуло наваждение, оцепенение, блаженная нирвана,оказалось, что Смолин уже не стоит на коленях, а лежит, опираясь на левыйлокоть, не сводя глаз со стоявшего рядом с ящичком «Бедуина», уже закрытого.

– Прелесть, конечно… – раздался совсем рядомголос, исполненный странной смеси восторга и издевки.

Смолина прямо-таки швырнуло в сторону, словно сильным ударомтока. Он вскочил на ноги, мгновенно покрывшись холодным потом от макушки допяток. Издал сквозь зубы нечто вроде животного рычания – настолько э т ооказалось неожиданным. В первый момент он ощутил не испуг, не злость – лишьнеимоверную досаду оттого, что какая-то сволочь грубо, без позволениявторгалась в зачарованное созерцание.

Сволочь эта, как он моментально определил, в миру зваласьНиколаем Петровичем Евтеевым, скромным тружеником музейного фронта,предивинским тихим мышонком. Мышонок, надо признать, в данный конкретный моментвыглядел отнюдь не безобидной мышкой-норушкой – потому что в руке у него,стоявшего метрах в пяти от Смолина, все еще боровшегося с учащеннымсердцебиением, чернел небольшой пистолетик. ТК, или «тульский Коровина»,довоенное табельное оружие как армейцев, так и партийных функционеров. Калибрневеликий, шесть тридцать пять, но на близком расстоянии и эта игрушка способнавмиг отправить в те загадочные края, где никому нет дела до антиквариата ипрочей мирской суеты…

– Он настоящий, – сказал Евтеев, нервно облизываягубы, – заряжен. Звук получится тихий, так что вы не дурите…

Смолин справился с первым потрясением – это было нетрудно,особенно в этаких вот обстоятельствах, когда цинику вроде него совершеннонеясно было, о чем жалеть в первую очередь – о собственной шкуре или оящичке-сокровищнице.

– Господи ты боже мой, – медленно сказал он, крутяголовой, – так вот это кто… Я-то ожидал кого-то совершенно другого полета– волка, зверя, хитреца, проныру… А – это ты, Колюнчик…

– Вот и выходит, что самомнение подвело, а? –бросил Евтеев.

Он волновался, сразу было видно. Чертовски. Поминутно нервносглатывал несуществующий комок, облизывал пересохшие губы, подрагивал всемтелом. Но рука с пистолетом не особенно и дрожала, а взгляд… Взгляд, пожалуйчто, был отнюдь не мышиным, гораздо более зверским…

– Так вот это кто… – повторил Смолин с неожиданнойбрезгливостью.

– Сделал я тебя все же, а? – криво ухмыльнулсямузейный деятель. – Бог ты мой… – его взгляд так и лип к стоявшему наполу ящичку, к «Бедуину». – Столичная штучка, ага… Тебе бы сообразить, чтомы тут не глупее, мы просто живем в глуши, вот и все… Приперся на готовенькое,скот… Положи его в ящичек, аккуратнее… Кому говорю!

Смолин наклонился, аккуратнейшим образом уложил «Бедуина»,но крышку ящичка закрывать не стал. Покосился вправо – там, всего-то в шаге,лежал на расстеленной бумаге браунинг Коча… нет, не успеть, ни за что неуспеть, там наверняка нет патрона в стволе, да и смазан густо, в том численаверняка и внутри… Будь даже пистолет готов к бою, Евтеев все равно опередит,он не спецназовец и не призовой стрелок, но в этой ситуации не нужно много умаи справности, чтобы быстро нажать на спуск.

– Пушечку ногой отбрось, – распорядился Евтеев,кривя рот, все так же дергаясь от переполнявших его эмоций. – Вот так.Встань попрямее, руки подними…