Пространство мертвых дорог - Уильям Сьюард Берроуз

Вот сидит великолепная коралловая змея, ее полосатый красно-белый фаллос возбужден и подрагивает, а напротив – щитомордник с гладким и блестящим остроконечным фаллосом и кожей цвета надраенной меди. Они шипят друг на друга, и их горла раздуваются. Это называется «закобриться», и это очень опасно: если закобрившийся немедленно не вступит в сексуальный контакт с кем-нибудь из членов своей половой группы, он может умереть от удушья буквально за несколько секунд. Вбегает официант с подносом и поспешно открывает люк в полу. Разгоряченные тела рептилий светятся медным, красным, белым, оранжевым свечениями, и мальчики сбрасывают свою кожу при первом же дуновении сухого сладкого ветра, пропахшего бальзамом, которым пропитаны мумии.

«Открылась дверца, что давным-давно закрыли / И ароматы в воздухе поплыли / Лаская струны лютни, книг страницы / Как в дни былые юности царицы».

– К нам идет Змей!

– Только натуральные продукты из чистого яда! – скрипит он.

Рептилии радостно шипят.

На самом деле у Змея повадки гигантской блохи, и видом он больше всего смахивает на блейковского Духа Блохи[81]. Он носит обтягивающий желто-зеленый костюм и фиолетовую фетровую шляпу. Время от времени он то снимает ее, то надевает снова при помощи пары подвижных роговых когтей, покрытых эрегирующими волосами: ими можно содрать с тела мясо до самой кости; один приезжий однажды отважился на шуточку насчет «Жучиного Сока», и Змей ответил ему пощечиной. Несчастный схватился за щеку, но щеки у него больше не было.

Официант приносит кофейные столики, воду, вату и спирт. У некоторых из рептилий имеются переродившиеся в шприцы ядовитые зубы, и они кусают друг друга, чтобы получить дозу. Последний шик – это ампулы, которые нужно разломить в момент оргазма. Все это чистой воды лотерея. Полная доза яда королевской кобры смертельна в половине случаев, то же самое касается «тигрового дыхания», которое получают из яда тигровой змеи. Рептилии ползают по полу и свиваются в удушающих объятиях, но зеленая мамба, принадлежащая Джерри, ограничивается быстрой вмазкой, и вскоре они уже покидают змеепитомник.

Они проходят мимо тинистого водоема, заросшего ряской, в котором плавают погрязшие в бездумном разврате люди, подсевшие на «крокодила».

Джерри втягивает носом воздух и сразу же чувствует, как просыпается центр обоняния в его варолиевом мосте[82], отдаваясь сладостной тупой болью… как такие ощущения вставляют зажатого белого американца! Бесцельно растущий сад, всходящий из разбрызганных капель нашего семени… автостоянка… отрыжка с привкусом яичницы… как это все… великолепно… ПЛЮХ ПЛЮХ ПЛЮХ… это славный звук – звук выстрела из пистолета с глушителем… звук, который можно потрогать… чистенькие, хорошенькие все мы в одной заднице… запах затхлой ночи… в бездумном трансе у дверей домов воздух словно паутина… озеро… рыба… небо снова затянуло… здесь… почистить рыбу прямо на траве… нестираные простыни… рыгая мы облегчаемся в нормального мальчика на заре… да в любую минуту может… бледная заря… сидячая работа… мальчик был здесь перед работой… слезно паутина работа… работа? Ах да. Низкоскоростной девятимиллиметровый… закат… мальчик проснулся… военное назначение… Джерри принюхался к гнилостной отрыжке питона…. мальчики сбрасывают свою кожу при первом же ПЛЮХ ПЛЮХ ПЛЮХ…

Мускусный запах зверинца пропитывает улицу, населенную животными, въедается в твою одежду и волосы… мальчик-скунс пристраивается за ними следом…

– Не хотите росомашьих попперов? – Они проходят дальше, и мальчик стреляет им вслед скунсовой струей…

– Вонючие америкашки!

Они проходят мимо массивных литых чугунных ворот, ведущих в Квартал Насекомых… фасетчатые глаза подсевших на насекомость внимательно следят из темных подворотен. Они сгибаются пополам от резкого запаха, словно от удара в живот. Они торопятся, направляясь в порт. Они уже на окраине городе.

Террасы и уступы, выдолбленные прямо в склоне холма, с рынками, кафе, доходными домами… каменные лестницы и пандусы, ведущие с одного уровня на другой… повсюду брошеные автомобили, которые превратились в хрупкие голубые раковины, когда металл весь сгнил и не осталось ничего, кроме слоя краски. На вершине холма – Море Молчания, простирающееся до самого горизонта.

Вдоль берега – скамейки из плавника, надраенного песком до блеска. Говорят, что любой человек, сев на эту скамейку и посмотрев на море, увидит обломки своего прошлого… Тополиные рощи по берегам ирригационных каналов возле школы для мальчиков в Лос-Аламосе[83]… тонкий, как дымка, норовистый космический конек возле форта в песках из «Beau Geste»[84].

Эйнштейну удалось превратить материю в энергию при помощи мела и классной доски…

Школа для мальчиков в Лос-Аламосе… Куски домов, соединенных дорогами, выглядит все как небольшой сельский дом отдыха… По обе стороны от желтой гравийной дороги – выпасы, сейчас мы проезжаем мимо продуктовой лавки и почтового отделения… Выходим купить чего-нибудь попить… Холодный ветреный весенний день… прямо перед нами на дне маленькой долины – пруд, волны – словно обрывки алюминиевой фольги на ветру… Нагой мальчик, лежащий на плавающем посреди пруда плоту, похоже, не чувствует холода. Справа от продуктовой лавки – огород… Слева – амбары, хозяйственные постройки и домики рабочих, а на другом берегу – зеленое здание ледохранилища… и дорога, скрывающаяся в сосновом лесу… Большой Дом – направо, можно запросто дойти пешком… вдоль кромки огорода мальчики выстроились в шеренгу и поют гимн школы:

На равнине под чистым

Простором небес

Место то что дороже нам всех иных мест

Лос-Аламос

Здесь зимой много чистого снега и льда

А весной теплый ветер приходит сюда

Лос-Аламос

Мальчикам разрешают разойтись. Одни начинают без особого энтузиазма играть в пятнашки. Другие заходят за угол здания и стоят там нахохлившись, прячась от холодного весеннего ветра. «А весной теплый ветер приходит сюда», – напевает кто-то из них с издевкой. Они должны находиться на прогулке до пяти часов. Один из мальчиков бросает взгляд на наручные, часы с радиевым циферблатом марки «Ингерсолл».

– Еще сорок минут осталось.