Смелость Сары Грейсон - Джоани Эллиотт

душем. Она вымученно улыбнулась.

– Давай поговорим. Сейчас чай сделаю.

Анна наполнила чайник.

– Из-за чего весь этот разгром?

– По глупости. Совсем не писалось, так что я вдруг вбила себе в голову, что мама все-таки написала пятую книгу и спрятала где-то в коттедже.

Анна откупоривала банки с чаем.

– И как, получилось?

– А ты как думаешь?

Анна слабо улыбнулась Саре – губы крепко сжаты, глаза усталые. Сара сидела за столом, глядя, как Анна смешивает черный чай с яблоком и гвоздикой. Пахло точь-в-точь как на кухне у мамы осенью. Сара рассказала сестре о сложностях с текстом и о вчерашнем визите Ника.

Анна села напротив нее со своей чашкой, но глядела все больше на краснеющий за окном кухни клен и озабоченно хмурила лоб.

Сара остановилась. Проглядела бы она все эти признаки раньше? Она поставила чашку на стол.

– Анна?

Та снова смотрела в окно.

– Ой, прости. Так что ты говорила?

Сара потянулась к ее руке.

– Что случилось?

Анна сердито дернула запястьем.

– Ой, да всякое. Ничего страшного.

Сара подалась вперед.

– Нет. Я же вижу. Тебя что-то беспокоит.

Анна поднесла чашку ко рту, но губы у нее задрожали, рука затряслась. Она попыталась что-то сказать, но не смогла.

– Анна?

Анна опустила чашку.

– Джеральд ушел, – выговорила она почти не шевелящимися губами – как будто слова так давно ждали, пока она их произнесет, что вывалились сами собой, стоило ей открыть рот. А следом вырвалось рыдание, низкое, горловое. Анна закрыла лицо руками. Сперва Сара сидела, словно замороженная. Никогда еще она не видела, чтобы сестра плакала вот так, жутко. Анне случалось расстраиваться, иногда до слез, но она была из тех, чье кредо – встряхнись, улыбнись и ступай работай. Времени грустить у нее не было – слишком много дел.

Сара придвинула свой стул поближе к сестре.

– Да не может быть! Джеральд Т. Грин тебя никогда не бросил бы!

– Он меня не бросает. Говорит, ему нужно чуть больше личного пространства. Вчера мы ужасно поссорились. Он говорит, мне ничем не угодишь. Говорит, ему так сложно – все время все делать правильно… оправдывать мои завышенные ожидания.

– Но он же всегда все делает правильно. Он же – ну, типа как идеальный муж.

Анна подняла голову. Лицо ее покраснело и пошло пятнами.

– Знаю. Но я, видимо, ему это никак не демонстрировала. Он сказал, я перфекционистка – и он прав, но я не знаю, как это изменить, а он сказал, что не хочет, чтобы я менялась, но не могу ли я слегка сбавить ожидания? Ночевал вчера у своей мамы, но с утра вернулся побыть с детьми, пока меня нет, и спросил, все ли у меня есть для поездки. Можешь себе представить? Бросает меня, а сам все равно такой хороший.

Сара протянула ей салфетку.

– Он тебя не бросает. Похоже, ему просто надо хорошенько все обдумать. И тебе наверняка тоже.

Анна снова заплакала.

– А что, если это и есть начало конца?

Сара взяла ее за руки.

– Не думаю, что речь идет о конце. Скорее о том, как жить дальше.

Анна кивнула и медленно выдохнула. Она ненадолго припала головой к плечу сестры, а потом отпила чаю.

Сара обняла ее и налила ей еще.

– Я приготовлю томатный суп и жареный сыр, хорошо? У вас с Джеральдом все уладится.

Анна вытерла слезы.

– Вот за это отдельное спасибо.

– За что?

– За то, что ты назвала Джеральда Джеральдом. Ты же всегда называешь его Джеральд Т. Грин, как будто он конгрессмен какой-то. Не личность, а категория.

У Сары екнуло сердце. Анна была права. Почему же она так делала? Неосознанно пыталась таким образом принизить его самого, принизить идеальный брак Анны, вообще все идеальное?

– Я была не права. И больше не буду. Обещаю. И знаешь что, Анна?

– Что?

– Ты никак не можешь ехать во вторник в Лондон.

– У меня нет выбора. Нельзя затягивать. Тея же говорила.

– Тебе надо вернуться к Джеральду. Все в порядке. Наймем детектива, как предлагала Тея. Или я сама поеду, как закончу книгу. Что-нибудь придумаем.

Джеральд позвонил Анне вечером в пятницу и попросил прощения. Они договорились походить к семейному психологу. Вид у Анны стал спокойнее, в лице появилась надежда.

Она настояла на том, чтобы Сара продолжила писать и в выходные. Сара согласилась – деваться было некуда, но сейчас, работая, ощущала себя совершенно по-новому. Впервые с тех пор, как она прочла предсмертное желание матери, книга занимала не самое главное место в ее жизни. По крайней мере, прямо сейчас. Почему-то от этого текст только выигрывал. В субботу Сара закончила переписывать первую половину книги. Вечером в воскресенье они пригласили Берни и Ника отпраздновать вместе с ними это событие. Ник еще не вернулся. Зато Берни пришла.

– Как это не вернулся? – удивилась она. – Но хотя бы поговорил с тобой перед отъездом?

– Мы обменялись несколькими эсэмэсками, – сказала Сара. – А что?

Берни отмахнулась:

– Да ничего. Давайте нарежем чизкейк.

– Хорошо, – согласилась Анна и подняла бокал в честь Сары. – За середину пути!

Перед тем как ложиться спать, Сара посмотрела в окно кабинета на дом Ника, чуть дальше по улице.

Света там не было.

Глава 37

Талант не имеет значения. Я знаю множество

талантливых никчемностей. За талантом стоят

все обычные слова: дисциплина, любовь, удача,

но превыше всего – стойкость.

Джеймс Болдуин

На следующее утро Ник отыскал Сару, когда та писала на скамейке в Агамонт-парке. Стоял великолепный осенний день. Ясное синее небо и идеальный флер осенней прохлады. Был отлив, так что вдали виднелся перешеек меж городком Бар-Харбор и островом Бар. Туристы деловито спешили перейти по тонкой полоске земли, пока ее снова не покрыла вода.

Сара подняла голову, радуясь, что снова видит его. Он обнял ее крепче и жарче, чем она ожидала. Она поцеловала его, стремясь сократить дистанцию, что пролегла меж ними с тех пор, как он вышел от нее в четверг вечером. Ник ответил на ее поцелуй с внезапным пылом. Сара облегченно выдохнула. Может, все еще будет хорошо.

– Анна сказала мне, что ты собираешься посидеть тут. Я по тебе скучал. – Ник опустился на скамью рядом и привлек Сару к себе.

– Сегодня утром со мной произошло нечто потрясающее, – сказала она взволнованно. – Я пошла побегать – и вдруг в голову мне пришла совершенно новая история – совсем моя, из моей души, – и мне не терпится ее рассказать. Прямо чувствую, как во мне снова оживают истории. Как будто слова