Больше не промахнусь - Жиль Легардинье

– Нет, он говорил совершенно серьезно.

Я нахожу глазами месье Альфредо, который наливает вино, стоя у стола. Он не присел ни на минуту. У него есть все, что только можно пожелать, но он тратит свое время, обслуживая других. Он мог бы жить припеваючи, но решил и дальше работать и делать то, во что он верит. Совсем как месье Мемнек. Очень благородно с их стороны.

Я поднимаю голову, чтобы вдохнуть теплый воздух этого воскресенья. Даже если пойдет дождь, это не испортит праздник. Парацетамол смотрит на меня из окна. Я осторожно машу ему. Надеюсь, никто не заметил.

В конце обеда месье Альфредо включил музыку. Открывая бал, он пригласил мадам Шэньчжэнь на танец. Наблюдая за ними, я вижу, как она старается не хромать, а он осторожно ее поддерживает. Трогательное зрелище. Танцуя вместе, обнявшись, они никого не предают, но помогают друг другу помнить о лучшем в их жизни. Жизнь – как танец, длится недолго. Мне кажется, нужно быть вдвоем, чтобы уловить ритм и оценить мелодию. В полной мере насладиться можно только тем, что разделяешь с другим. Все остальное неважно. Но в этот день на танец меня пригласил только маленький Антуан и отдавил мне все ноги.

65

Сегодня утром я сама разбудила кота. Я была на ногах раньше, чем прозвонил будильник, и даже раньше восхода солнца. Едва открыв глаза, босиком и в ночной рубашке я помчалась в гостиную вычеркивать последний день на моем календаре. Сегодня 13 марта. Удачи тебе, Мари.

Выходя из квартиры, я посмотрела на коврик – письма нет. На этот раз я подошла к двери Ромена Дюссара и внимательно прислушалась. Тишина. Если он вернулся из «командировки», то, наверное, сладко спит перед тем, как подбросить мне очередное послание, если только он уже не отправил его по почте.

Явившись на работу, я попросила Петулу предупредить меня, как только придет почта. Своим искусственно низким голосом она лаконично ответила: «О’кей, детка». Это начинает пугать. С тех пор как Петула блестяще прошла первое прослушивание в качестве мужчины, она все больше вживается в роль и просит называть ее Тео. Я уже путаюсь в ее именах. Все кончится тем, что я буду звать ее Теа или Петуло.

Эмили встретилась с родителями Жюльена. Она права, их отношения развиваются стремительно. Я рассказала ей о безумном проекте Венсана, и она готова вложить в дело все свои сбережения. Я вижу в этом хороший знак, но думаю, что нам придется очень постараться, чтобы произвести впечатление на Дебле. Венсан и Флоранс работают над этим. Сегодня они снова собираются обедать вместе.

Я не способна сосредоточиться на чем-то, кроме письма. Я думаю о нем непрерывно. Представляю его себе. Я его почти вижу. Во всяком случае, жду каждую секунду. Я перебрала столько сценариев, все более и более безумных, что теперь говорю себе: мой таинственный влюбленный не показывается потому, что он ужасно уродлив. Он ходит из города в город, с ярмарки на ярмарку. Зрители платят за вход в его маленький разноцветный шатер и выходят оттуда потрясенные. Он наводит ужас на детей, женщины падают в обморок. Мужчины его боятся, ученые разыскивают. Пастер идет по его следу, ведь из-за нехватки подопытных кроликов – последний узник «Зоны 51» сбежал, сожрав охранников и машину, – наш старый знакомый так ничего и не изобрел. Он рассчитывает наверстать упущенное благодаря влюбленному в меня монстру. А тот наверняка видел меня в местной газете, где я появилась три месяца назад, с размытым лицом, в двадцать восьмом ряду, на снимке одной дурацкой театральной вечеринки, куда меня затащила Эмили. Почему я? Почему он выбрал именно меня? Вполне логично – ярмарочный монстр влюбился в циркового морского котика. Это даже трогательно. В конце концов, из нас может получиться хорошая пара. «Добрый вечер, мадам, позвольте представить вам моего мужа, у него три носа – один в форме трубы, другой в виде флейты, а третий похож на бубен. Когда он сморкается, звучит Пасторальная симфония Бетховена. У вас, случайно, нет бассейна и мяча? Я совершенно обезвожена, и мне не терпится показать свой номер».

Чем больше проходит времени, тем сильнее растет мое напряжение. Утром, встав с постели, я была батарейкой на девять вольт. Приехав на работу, я превратилась в автомобильный аккумулятор на двенадцать вольт. К десяти часам утра я уже стала литиевым аккумулятором для лодочного мотора, затем ветряным двигателем. Думаю, такими темпами к концу дня я буду заряжена, как гидроэлектростанция на Ниагарском водопаде. Первый, кто коснется моих проводов, получит самую большую затрещину в своей жизни.

К счастью, последний подозреваемый не работает вместе со мной, поэтому я могу спокойно общаться с коллегами. Я зашла поздороваться с ребятами в старое здание. С тех пор как Сандро и Кевин стали «родственниками», атмосфера немного изменилась. Раньше в их работе ощущалось удовольствие, а теперь добавилось и счастье.

Совсем другая атмосфера царит в крыле дирекции. Всякий раз, когда я прохожу мимо кабинета Дебле, он бросает на меня все более мрачные взгляды. Но мне на это совершенно наплевать.

Нотело старается на меня не смотреть, но продолжает шпионить за своим шефом и рыться у него в карманах. Он узнал новые подробности о его квартире для свиданий. У меня складывается ощущение, что бывший помощник делает это из личных побуждений.

Почтальон сегодня припозднился. Петуло, наверное, никогда еще не видел, чтобы кто-нибудь так набрасывался на письма. Наверное, только термиты так впиваются в бумагу. Мне нужно успокоиться. Даже стажер бросает на меня косые взгляды.

За день я испытала целую гамму эмоций. Поплакала в одиночестве в копировальной комнате, потому что убедила себя, что никакого письма не будет. Десять минут спустя я уже истерично смеялась возле кофемашины, потому что представила, что в конверте окажется предложение выйти замуж и два авиабилета на острова. За обедом я пронесла вилку мимо рта, так как вообразила, что мой мужчина сидит рядом со мной, и – не предупредив свою руку, – повернула голову, чтобы полюбоваться его глазами. Еда упала мне на колени. В общем, сложный выдался день.

Перед уходом Эмили попросила обязательно сообщить ей, если я получу письмо. Она обняла меня и пожелала удачи и счастья.

Я помчалась домой во всю прыть, ведь было ясно – раз я ничего не нашла утром под дверью и не получила днем на работе, значит, письмо ждет меня в комнатке месье Альфредо или на коврике.

– Нет, Мари, для вас сегодня писем нет. Вы чего-то ждали?

– Ничего особенного…

Я медленно поднимаюсь по лестнице. Каждая ступенька – словно последние аккорды реквиема. Мои шаги звучат, как последний отсчет перед крушением всех надежд.

Постепенно, словно в фильме ужасов, перед глазами возникает моя лестничная площадка. На появившемся в поле зрения коврике ничего нет. Конец фильма.

Я знаю, что произошло: десятилетний Антуан влюбился в меня после нашего танца и стащил письмо. Он готов на все, чтобы помешать мне найти мужа, пока сам не станет достаточно взрослым, чтобы жениться. Всего-то пятнадцать лет подождать.

Совершенно убитая, я захожу к себе. Бросаю сумку и пальто. К счастью, мой кот здесь. Он старается меня утешить, но я не могу успокоиться. И продолжаю ждать. Я поставила громкость телефона на максимум на случай, если он позвонит. Ведь три носа не должны мешать ему разговаривать. Душ я принимала, высунув голову из кабинки – вдруг он постучит в дверь или в окно. В результате я чистая везде, кроме головы.