Кёсем-султан. Дорога к власти - Ширин Мелек

Джанбал точно знала: да, Картал свою жену не любит. И догадывалась, что для Марты это тоже не секрет. Долю свою Марты несла с достоинством, мужа любила, детей растила, к старшим Крылатым была почтительна, к младшим – ласкова. Но знала. Таких тайн мужчине от любящей его жены никак не утаить, а Марты… да, она своего мужа любила. Может, если не любила бы, легче б стало: стерпелись, подружились, шли бы себе по жизни, как близкие друг другу люди, но не возлюбленные… Увы, не сложилось. Всегда между ними невидимой тенью, тончайшей стеклянной занавесью стояла Кёсем-султан. Стояла, молчала, улыбалась загадочно – и не давала Марты приблизиться к мужу на тот самый последний волос, преодолеть который порой сложнее, чем моря-океаны переплыть и с армией собакоголовых людей сразиться.

Джанбек с самого начала был против этой свадьбы, а вот Джанбал, подумав, решение Картала поддержала всем сердцем. Чего греха таить, надеялась, что стерпится да слюбится, ну и дети клану никогда лишними не будут. И вот теперь придется ситуацию как-то разрешать. Пока, впрочем, это не горит. Кёсем, даром что султанша, ведет себя скромней скромницы и тише тихони, с Марты всегда говорит уважительно, от Картала держится как можно дальше. Но как носа на лице не утаить, так и страсти этих двоих не спрятать: в одной комнате сойдутся, взглядами обменяются – и все, тащите ведра, правоверные, тушите занавески, пожар занялся!

– Она не испортилась… там. – Джанбек неопределенно мотнул головой, но Джанбал была твердо убеждена: кивок этот получился именно в сторону Топкапы. Все-таки ее Бек умел проделывать такие штуки.

– Там невозможно не испортиться, – покачала головой Джанбал, – но ты прав: эта женщина почти не поддается влиянию. Удивительной целостности женщина. Столько лет провела в султанском гареме и не утратила до конца ни совести, ни своеобразной честности.

Бек усмехнулся и снова кивнул. Джанбал не видела в темноте усмешку брата, но почувствовала ее, просто кожей ощутила. Странная это все-таки вещь, Аллахом созданная, – связь близнецов. Наверняка у Догана с Карталом все так же, даже еще сильнее, все-таки оба мужчины, а у брата и сестры есть что друг от друга скрывать, даже когда они близнецы… Ах, где-то он сейчас, мужчина всей жизни Джанбал, на каких небесах, когда ее дождется?

– Скоро мы с ними увидимся. – Джанбек положил ей руку на плечо. Как всегда, почувствовал ее мысль, для этого слов не требовалось.

– Думаешь? – недоверчиво произнесла она. Вот уже сколько лет тщетны эти надежды…

– Точно знаю. Не спрашивай откуда.

Бал, конечно, и не собиралась спрашивать, всем сердцем ощутив: да, встрече быть. Скоро.

Увы, но даже это нынче не так уж и важно: они пока на земле, и они – джан-патриархи. Если проклятье кинжала вновь набрало силу, то следует немедленно известить Кёсем-султан обо всем. А там уж пускай сама принимает решение, что делать и как с обретенным знанием поступить.

– Все началось давно. Очень, очень давно…

У старухи был резкий, каркающий голос. Впрочем, когда Джанбал переходила на шепот, получалось диво-дивное: шорох пересыпаемого между ладонями песка, за которым далекими пока еще раскатами угадывался обвал, сход каменной осыпи в горах.

– Роксоланка Хюррем-султан понесла и в положенный срок родила двойню, двух девочек.

– Двух? – глаза Кёсем удивленно распахнулись.

– Двух, – подтвердил сидящий в колышущемся полумраке старик. Он сильно сутулился, но даже это не могло скрыть могучего разворота его костистых плеч.

Голос у старика, в отличие от его сестры, был глубоким, лишенным даже намека на старческую хрипотцу. Звук, похожий на отзвуки горного эха.

Два столпа, две твердыни Крылатых. Джан-патриархи.

Теперь Кёсем очень хорошо понимала чувства Башар. Догану-то с Карталом хорошо, они привыкли, а на человека постороннего Джанбал с Джанбеком производили впечатление чего-то неизмеримо древнего. Словно огромный остров внезапно поднялся из глубин и явил изумленному взору древние города, в которых давным-давно жили полулюди-полузмеи.

– Близнецы всегда не к добру, – вновь вступила в разговор старуха, – ну а девочки-близнецы тем более. Хюррем-султан и без того в чем только не обвиняли, и колдовство в списке этих обвинений стояло не последним пунктом. А люди глупые, суеверные издавна считали близнецов отродьем иблиса. Что ж, иблиса, не иблиса, но эти девочки и впрямь были не простыми.

– Хюррем-султан родила их… не от Сулеймана Великолепного? – рискнула Кёсем спросить напрямик.

Старуха рассмеялась, будто ворона закаркала:

– Умная девочка! Может, ты уже и знаешь, от кого Хюррем-султан их родила?

Кёсем прикусила нижнюю губу, затем глубоко вздохнула и прошептала:

– Ибрагим-паша.

– Верно, – кивнула Джанбал. – Отцом этих двух замечательных дочерей был Ибрагим-паша. И у одной из девочек на виске имелась очень приметная родинка…

Джанбал подняла руку и коснулась собственного виска, прикрытого седыми прядями волос.

– Одну из девочек – ту, у которой родинки не было, – назвали Михримах и провозгласили дочерью султана Сулеймана. Тот, разумеется, признал ее своей. А почему нет? Он любил жену и доверял ей. А вот вторая дочь… Конечно, Хюррем-султан не могла допустить, чтобы кто-либо, кроме самых доверенных людей, узнал о ее существовании. Наверное, ей в голову даже приходила мысль избавиться от ребенка… тем или иным способом. Уверена, ты понимаешь.

Увы, Кёсем очень хорошо понимала. Еще бы ей, владычице Оттоманской Порты, не понимать! В султанском гареме очень хорошо умели избавляться от людей… теми или иными способами. И способов всегда хватало. Можно даже сказать, что способов имелось в избытке.

– Но в этом Хюррем-султан я упрекнуть все же не смогу. Она была матерью этих девочек. Хорошей ли матерью, плохой ли, не мне судить, да и не узнаешь теперь. Скажу лишь, что Михримах она всегда любила чуть больше. А вот вторую дочь, Орысю…

История текла подобно полноводной реке, и имелось там вдоволь подводных камней и водоворотов, как и подобает любой реке, достойной такого наименования. История о любви и верности, о раздорах и предательстве. О двух сестрах, так похожих и одновременно столь не похожих друг на друга. И о странном кинжале с не менее странным медальоном.

Неужто именно его, этот кинжал, Кёсем видела в своем вещем сне? И неужто сон действительно следовало назвать вещим?

«Слезы моря», подумать только…

– Для всеобщего спокойствия необходимо, чтобы кинжал воссоединился с медальоном, – внезапно произнес старик, и старуха согласно закивала. – Но уже многие, очень многие годы эти вещи пребывают у разных потомков роксоланки Хюррем. И сложно сказать, к добру это или к худу.

– Да чего тут сложного! – возразила Джанбал, и Кёсем почудилось, будто эти двое не с ней говорят, а ведут старинный спор, из тех, которые и заводятся-то не для выяснения правоты, а для поддержания беседы. – Медальон и кинжал должны воссоединиться, иначе жди беды! Но в одни руки их следует передать лишь по доброй воле. А шахзаде Баязид… дело древнее, конечно, и формально он кинжал вполне добровольно получил. Но, по справедливости говоря, вынудил он мою названную сестру, твою жену, – она покосилась на брата, – и поплатился за это. Не за свою вину перед ней или перед нашим родом поплатился, мы-то на него давно уже не в обиде. Жаль только, что кинжал этот продолжает приносить одни лишь горести.