Бешеная - Александр Бушков

Паленый вел уверенно, держась главных улиц. Даша временамикосилась на зеркальце заднего вида, но ничего подозрительного не отметила – их,конечно, вели, но делали это крайне умело. Не похоже, чтобы Паленый проверялся– не петлял, не возвращался назад, не метался из ряда в ряд. Похоже,куруманская фемина пока что вне подозрений…

Неаппетитная музыка неустанно звенела, булькала, бормотала.Они проезжали по знаменитому шантарскому мосту, угодившему недавно надесятитысячные купюры, машина свернула к заводу медпрепаратов, но не доехала донего, запетляла по кривым улочкам Вознесенки, вновь выбралась на асфальт. Ну, дальшеодна дорога, моментально прикинула Даша, – дачи на пологих склонах,нависших над левым берегом лесистых сопок, раскинувшиеся на огромной площади иправым флангом вторгшиеся глубоко в тайгу, поднимавшиеся ступенчато чуть ли нек самым вершинам сопок. Днем оттуда открывается прекрасный вид на Шантарск, даи ночью разноцветные огни являют впечатляющее зрелище.

В определенном смысле эти дачи – неплохая ловушка. Машинаоттуда может уйти по одной-единственной дороге, которую легко перекрыть.Параллельная дорога – по ту сторону сопок, к ней придется пробираться потайге, километра два. Путний снег, правда, еще не выпадал, но все равно, потемной чащобе не больно-то разбежишься…

Мимо потянулись темные, пустые дачи – богатые и не особенно.Больше было фанерных курятников, воздвигнутых в застойную эпоху, местосчиталось не особенно и престижным, потому что его периодически накрывалипромышленные выбросы, а в особо невезучие дни смог висел жуткой сизой пеленой.

Ну, наконец-то! Паленый притормозил перед распахнутымидвустворчатыми воротами, медленно въехал во двор, затормозил рядом сполудюжиной машин.

Даша вылезла и откровенно огляделась. Это была, собственно,не дача, а деревенский дом с пристройками, богатое подворье – огромный огород(где, сразу видно, никто в этот сезон не ковырялся), дом-пятистенок, банька вглубине, высоченный то ли амбар, то ли бывшая конюшня. Все сложено изпотемневших, старых бревен лиственницы, способных просуществовать еще летдвести. Явно дореволюционная «фазенда». В Шантарске их можно было пересчитатьпо пальцам, но все же торчали кое-где по окраинам, невольно внушая уважение кпрадедам. Кажется, в этом конце при последнем государе обитали старообрядцы,непревзойденные шантарские пчеловоды и огородники. Надо же, сколь злобнаяирония судьбы получается – истово верующих сменили христопродавцы, старыехозяева, должно быть, в гробах ворочаются на сровненном с землейдореволюционном кладбище. Ага! – тут же сработала у нее ассоциация. Водном из подметных писем грозившие сатанистам всеми небесными и земными карамиказаки как раз и упрекали дьяволопоклонников в «осквернении некогда осиянныхдухом истинного православия мест». Что это, звонкая фраза, чистая теория, илилампасники кое-что выведали о сатанистских «малинах»?

Даша прислушалась – где-то в одном из строений веселоповизгивала собака. В доме определенно кто-то есть, но занавески плотнозадернуты, свет едва пробивается, и оттуда не доносится ни звука…

Хрумкина повела ее в дом. Электричеством там и не пахло –повсюду горят знакомые черные свечи: и в прихожей, и в большой горнице, где настене, на видном месте (явно в бывшем «красном углу») красуется отлитая из медирогатая физиономия высунувшего язык черта. Показалось в полумраке, или рот унего и в самом деле вымазан чем-то темным, жидким?

За столом, протянувшимся вдоль горницы, сидели человекдвадцать. Многих Даша помнила по первому визиту – тут и Фарафонтов, и Светик унего на коленях, и «хранительница очага», только на сей раз одетая, и морды из«Листка», и тот лысоватый пузан, что в прошлый раз поцапался с Паленым из-заДугина. Конечно, сизые облака конопляного дыма так и плавали под потолком, настоле теснились бутылки с водкой, а кое-кто отрешенно глотал таблетки. Один,довольно шикарно одетый, занимался тем, что Даша до сих пор видела лишь взападном кино: насыпав белый порошок на свернутый в длину, уголком, новенькийдоллар, старательно втягивал его то одной, то другой ноздрей. Нюхал кокаин –удовольствие не из дешевеньких, особенно в Сибири, набитой ширпотребовскойнаркотой. Словом, атмосфера царила самая непринужденная, лица понемногу тупели,взгляды мутнели, хохотки становились все бессмысленнее, а ухаживания друг задругом все откровеннее. Даша скромно присела в уголке, на сей раз она вместошприца (а вдруг кому-то взбредет в голову проверить?) прихватила с собойполдюжины таблеток аскорбинки, каковые демонстративно и слопала. Соседи к нейне цеплялись с нежностями – заветы Мастера сохраняли прежнюю силу.

– А где Гроссмейстер? – шепотом спросила Дашасоседку, довольно молодую и смазливую девицу, пребывавшую в средней степениотмороженности.

– Никто не знает, где Гроссмейстер, – ответила та,не поворачивая головы, оцепенелым взором уставясь на медную маску. – Онприходит, когда пожелает, и растворяется в воздухе, когда Великий Черный призоветего на совет…

Даша с понимающим видом кивнула и стала озираться. Этагрязноватая, захламленная горница ничуть не походила на место, где устраиваютсяторжественные действа во славу Сатаны. Даже та квартирка выглядела не в примерэкзотичнее. Здесь же, кроме черных свеч и скалящейся маски (положительно, харявымазана чем-то!), не было никаких сатанинских причиндалов. Стол составлен изнескольких, обшарпанных, разной высоты, такое впечатление, притащенных иззахолустной канцелярии, решившей поменять мебель, а то и подобранных наближайшей помойке. Бутылки и скудные закуски расставлены и разложены нагазетках, словно домик служил приютом самым обыкновенным бомжам.

Даша полезла двумя пальцами за ворот красной блузки ивыпустила поверх нее шнурок с амулетом-рацией (черного чертика на нем намалевалсам Славка, пользуясь в качестве образца рисунком к одной из статей«Бульварного листка», и получилось убого, но более-менее убедительно). Со дворавновь донесся веселый собачий лай – похоже, собачка была некрупная.

Меж Хрумкиной и Фарафонтовым разгорелся склочный спорвполголоса – насколько Даша расслышала краем уха, грызня возникла из-завременного обладания Светиком (сам объект спора все это время хихикал и таращилглазенки то одному диспутанту, то другой). Остальные не обращали на Дашувнимания. Воспользовавшись благоприятной минутой, она встала, достала сигаретыи вышла на крыльцо.

Постояла, закутавшись в наброшенный на плечи пуховик, озираяокрестности. Круг света от фонаря на высоком столбе падал на сбившиеся в кучкумашины, но остальное подворье, весьма обширное, тонуло в тени. Дача былапоследней на пути к вершине сопки, дальше чернела подступившая к высоченномузабору тайга. Ворота уже захлопнули. Забор сработан на совесть, там, кудападает свет, не удается рассмотреть ни малейшей щели. Тут и резать будут –никто не увидит… Никто?

Она посмотрела вниз, под уклон. Глаза уже привыкли ктемноте. Внизу, широко раскинувшись на обе стороны, сияли разноцветные россыпигородских огней, дальше тянулась темная широкая Шантара, кое-где покрытаясветящимися полосами, отражениями огней, а за нею – другой берег, тожерасцвеченный уличными фонарями, сине-белыми прожекторами лесосплавных причалов,длинными цепочками освещенных окон, юркими огоньками автомобильных фар. Она никогдане смотрела на город с этой сопки, но легко узнавала улицы, даже рассмотреладалекое здание Октябрьского райотдела. Прикинула, где могут размещатьсянаблюдатели – там, там, да и возле тех дач, пожалуй… Она ни минуты несомневалась, что страховавшие ее сыскари взяли след. Сейчас они с соблюдениемвсех охотничьих предосторожностей подтягиваются все ближе, и один из них ни насекунду не снимает наушников, готовясь принять сигнал. На душе сразу сталоспокойнее.