Шестнадцать деревьев Соммы - Ларс Миттинг

– Взяла тебя на пушку. Водить «Зетленд» меня научил дедушка. В компании с одноруким стариком я выходила на нем в любую погоду с десяти лет. Единственное, чем он мог мне помочь, – это своим спокойствием. Как ни крути, furious gale – ничто по сравнению с артиллерией немцев.

– Мне нравится твой Дункан, – сказал я. – Даже не знаю, почему.

– Когда дедушка умер, мама хотела продать это место. Но нельзя.

– А что так?

– Оно завещано мне.

– Все это принадлежит тебе?

– И земля, на которой все это стоит. Хаф-Груни. Плюс еще несколько шхер поблизости.

– Но почему же ты живешь в каменном домике?

– Здесь я теряюсь. Мой формат не позволяет заполнить этот дом. Я окончила частную школу. Мне там, в общем-то, нравилось. Но дальнейшее было предрешено. Эдинбургская школа экономики, потом должность начальника отдела в акционерном обществе «Уинтерфинч».

– У тебя никогда не будет недостатка ни в чем, – заметил я.

– Уже есть. Мне недостает кое-чего существенного.

– И что же это?

– Я как дедушка. У меня нет деловой хватки. Меня абсолютно не волнуют ни импортные пошлины, ни окупаемость. Сидишь в аудитории, слышишь, как остальные задают вопросы, а ты сжимаешься в комок. Последние экзамены я завалила, этой весной меня все окончательно достало.

В этой полутьме я наконец сумел разглядеть, что же, собственно, скрывается за фасадом Гвендолин Уинтерфинч. Чистое, неразбавленное отчаяние.

– Деньги мне дают родители, недовольные мной. Достаточно на дорогую одежду и музыку, но недостаточно для содержания огромного дома. Была бы я красива, подцепила бы мужа с кучей денег в банке. Но у меня маленькие сиськи, и я не умею готовить. Единственное, в чем я разбираюсь, – это антиквариат и heavy weather sailing[59]. Мои немногие романы были с пожилыми женатыми мужчинами. Господи, Эдуард! Не понимаешь, что ли? Я – декоративный объект, я ведь даже не красивая.

Сидя в твидовом пиджаке под явором, я почитывал «Шетланд таймс» и попивал черный чай с медом. На столе стояли остатки завтрака – кровяная колбаса, глазунья и жареные помидоры. Я приготовил его на газовой плитке в домике Гвен и отнес на потемневшем серебряном блюде с крышкой под промозглым ветром в дендрарий, где мы и поглотили его в сени дерев.

Но покоя я не чувствовал. Ощущение было, как когда «Гейру» сносило в море. Дна в этом затягивающем водовороте 1971 года было не видать. Никогда больше, проснувшись, я не увижу лица Ханне. Простой и доброй девушки, которую я променял на аферу с Гвен, хотя эта афера не может закончиться ничем хорошим.

Деньги. Я их зарабатывал, я их тратил. Свою долю выручки за картошку или овец, которых мы отправляли на убой. На это были куплены музыка, «Лейка», автомобиль. Копить деньги мне не было необходимости. Плодородная земля Хирифьелля снова даст урожай, и он принесет деньги.

«Но вот это…» – подумал я, взглянув на Квэркус-Холл. Я по себе заметил, как крупные деньги обретают власть над человеком. Сначала я смотрел на этот дом, считая, что он принадлежит другим и что таковые имеются. Теперь же я думал, что бы я сделал, если б он был моим, если б он принадлежал мне.

Если верить оружейнику, то заготовки для лож – если они сохранились – теперь сильно поднялись в цене по сравнению с голодным послевоенным временем. В уме я прикинул, за какую сумму их можно было бы продать. Ее с избытком хватило бы на покупку любого из богатых хуторов в Саксюме.

Но мама не чувствовала потребности в этом. Если судить по тому, что она писала Эйнару. Хотя и выросла в нужде.

На дне чашки плавали чаинки. Неизбежное зло, по словам Гвен, презиравшей чайные пакетики. Я выплеснул опивки на траву – травинки влажно заблестели. Над ними покружилась и села бабочка, привлеченная сладким запахом.

Кому же, собственно, принадлежит этот грецкий орех? Моей семье во Франции, поколения которой ухаживали за лесом, или Дункану Уинтерфинчу, который и сражался за эти деревья, и заплатил за право их срубить? С ходом ночи на этот вопрос становилось все труднее ответить. Потому что, показав мне западный флигель Квэркус-Холла, Гвен хлопнула в ладоши и сказала:

– Хватит уже валять дурака. Да, студентка из меня никудышная. Но все-таки четыре года обучения в Эдинбургской школе экономики подготовили меня к тому, чтобы разобраться в деловом архиве. Однако прежде чем начать в нем копаться, я хочу получить ответ на один вопрос.

– Понимаю: на чем мы сойдемся? – отозвался я.

– Именно. Эйнар дедушку надул, и от этого никуда не денешься.

– Ну, это нам неизвестно, – сказал я. – Мы ведь так и не знаем, что он ставил в вину твоему дедушке.

Гвендолин отошла к окну.

– Эдуард, – сказала она, не поворачиваясь ко мне. – Мы можем достичь цели, только ничего не скрывая друг от друга. Если мы найдем орех, то поделим его пополам. К тому же, возможно, ты узнаешь правду о том, что случилось в семьдесят первом.

Она снова повела меня нескончаемыми коридорами и открыла ключом стальную дверь. За ней оказалась лестница, ведущая вниз. Воздух в подземелье был сырым и тяжелым. Вскоре мы оказались в зале размером со всю Саксюмскую сельскую библиотеку. Там повсюду стояли архивные папки и покоробившиеся скоросшиватели.

– Архив сделок общества «Уинтерфинч» до тысяча девятьсот сорок седьмого года, – сказала Гвен. – Плюс весь дедушкин личный архив. Увы, теперь он в некотором беспорядке…

На полу валялась сломанная приставная лестница. В одном углу стеллаж завалился, и кучка бумаг из него перекочевала в лужу, образовавшуюся после давней протечки. Половина лампочек перегорели, но тем не менее можно было видеть, как количество папок служит барометром роста и упадка акционерного общества «Уинтерфинч». Чтобы охватить период с 1899 по 1906 год, потребовался целый стеллаж. В двадцатых годах торговля пришла в упадок, затем настал новый период расцвета, а в 1940 году – новый упадок. Послевоенное время, когда бразды правления перешли к матери Гвен, перенесшей основной офис в Эдинбург, помещалось в нескольких отдельных папках.

– Помоги, – сказала девушка, придвигая скособоченную стремянку. – Подержи, я влезу вон туда, – она показала на верхние полки. – Это его старый личный архив.

Часом позже Гвен воскликнула:

– Ага, вот! Медицинская справка с войны.

И она спустилась на пол.

Бланк был тоненьким и хрупким, точки напечатанного на машинке текста пробили бумагу насквозь.

«На позиции 324 Тьепваль/Отюй подразделение подверглось газовой атаке. Вероятно, цианид или мышьяк, симптомы нетипичные (дезориентация, строптивость). Почти все солдаты и офицеры покинули расположение войск, или же потеряли сознание. 47 солдат убиты или ранены пулеметным огнем. 32 утонули в воронках от бомб. Капитан Уинтерфинч обнаружен на Спейсайд-авеню возле Анкра несущим свою оторванную руку».