Рутина - Евгений Алехин

– Может быть.

– Давай, хуярь. Меня уже Елена Михайловна задрочила тобой.

– Так покажи ей мои статьи. Скажи, что я работаю больше всех.

– Да ей это не надо. Приди в себя, просто не открывай ничего, кроме ворда.

Мне очень хотелось посмотреть, чем все закончится. И я взял себя в руки, ладно, сказал я. На работе буду открывать только ворд. Этих денег мне хватит, чтобы оплатить квартиру на полгода. Оксана уже взяла путевку в Таиланд. Так что я проглатываю свою гордость. Я пошел в туалет и хорошенько выдрочился, представляя, как шпилю в зад жену начальника. При этом ноги прилипали к плитке, лютое моющее средство разжижило подошву, обувь моя медленно таяла. Когда вышел из толчка, направился к жене начальника. Представляя ее, измученную сексом, я сказал:

– Ашот со мной поговорил. Я прошу меня извинить, Елена Михайловна. Постараюсь работать еще лучше.

Она внимательно посмотрела мне в глаза. Не увидела ли там чего? Например, свое голое отражение? Жаркая скачка, растрепанные волосы, капли пота, белые хлопья у себя на щеках.

– Садись. Я тебя слышу.

Я сел. Что ж, ворд так ворд. Я решил так: сколько бы работы ни было, каждый день, раз уж у меня нет выходных, я буду писать новую книгу. Вдохновившись мемуарами Стивена Кинга, подобрал для себя ритм: тысяча слов в день. Так, благодаря жене начальника, я впервые стал «профессиональным писателем». Я звонил Маевскому и говорил, что книга продвигается. Мы придумали, что начнем издавать книги на лейбле «Ил-music», где до этого Маевский напечатал диски макулатуры и ночных грузчиков. Он подыскивал типографию в Казани и деньги на тираж. Скинемся, сказал я. После этого сама работа больше не имела смысла. Я писал сорок минут повесть «Камерная музыка», а потом тратил двадцать минут, чтобы быстренько отписаться от Ашота. Наш третий штатный писатель Игорь так и сидел в углу, кажется, целый месяц он писал биографию кандидата. Мы его особо не дергали, пупса. Жизнь закипала, агитаторы вокзальными толпами околачивались в офисе, им надо было платить небольшие деньги, инструктировать их. Иногда избиратели приходили с жалобами и просьбами. Надо было наливать им чай, выслушивать, а потом забывать этот бред. Бабушки, бабушки, бабушки. Звонили, встречали на крыльце и в столовой. Но я писал «Камерную музыку», историю своей группы – макулатуры, чтобы продавать эту книгу на концертах. Поэтому все стало легче. Я был так окрылен, что у меня получается, что перестал думать о бабах и о том, что работаю в одном из сатанинских филиалов за бешеные деньги. Повесть была очень плоха, но я не понимал этого.

В декабре я решил съездить на вручение литературной премии «Дебют». Мы сидели в огромном зале, приятель выбил мне и Оксане места. В это время на киноэкране транслировалось видео, сделанное финалистами. И вдруг я увидел Лео.

– Это мой кореш! – шепнул я Оксане.

Лео был в тюбетейке, изображал из себя узбека по имени Равшан. Рассказывал, как начал у себя в кишлаке писать первые рассказы и о том, что космос начинается у него в голове. Я засмеялся на весь зал. Потом финалисты вышли на сцену.

– Лео, я болею за тебя! – крикнул я. На меня оглянулись некоторые зрители в костюмах. Это очень роскошное мероприятие, но мы были подшофе.

– Давай где-нибудь переждем и подловим твоего друга, – сказала Оксана.

В коридоре мы встретили очаровательнейшего из людей – писателя Дмитрия Данилова. Он напоил нас вином. К сожалению, я узнал этого писателя с подачи Зоберна, но это не мешает Данилову быть моим кумиром. Привет, Дима! Короче, он напоил нас вином, и потом мы вперед других пошли в буфет, чтобы там дождаться Лео. Я болел за него, но знал, что премию ему не дадут. Там командовала всем Ольга Славникова, женщина, которая еще у Бориса Рыжего в мемуарах фигурировала как человек, который говорит: «Надо публиковаться в „Новом мире“, это престижно». То же самое слышал от нее я. В общем, она терпеть не могла таких, как я, или таких, как Лео. Кажется, мы с ним единственные финалисты премии «Дебют», которых ни разу не позвали на международные книжные вылазки. Если она чувствовала что-то настоящее, никогда не давала этому ходу.

Но я запизделся. Вот о чем хотел сказать. У входа в Буфет стояли Сигита и режиссер Ваня. Я схватился за Оксанин рукав:

– Это она.

– Кто «она»?

– Что мне делать? Это Сигита.

Оксана толкнула меня и сказала:

– Привет, я Оксана!

Так мы стояли с ними, с Сигитой и Ваней. И обсуждали рассказы Лео, обсуждали его псевдоним Равшан Саледдин и то, что он точно не получит премию. Потом я помню смутно, я обнимался с Лео. Уже из дома кричал ему в трубку, что издам его книгу в следующем году. А потом, уже дома на «Академической», Оксана говорила мне:

– Из-за этой бабы ты переживал? Этого толстяка ты хотел отпиздить? Об этом ты жалел столько лет?

– Да, да, да! Все да! – говорил я, закутываясь в одеяло. – Мне нужно утреннее пиво, оставь мне утреннего пива.

– Ты расколдован, – сказала Оксана.

Мы попытались потрахаться, но были слишком пьяны. Встать мне пришлось в шесть утра и ехать в штаб. Ашот злился, что ему самому не удалось отпроситься на вручение «Дебюта», он вчера задержался и сегодня велел мне выйти раньше. Я купил банку в круглосуточном у метро, надо было слегка подлечиться.

– Ты где был сегодня? Спал в углу?

– Спал в углу, да.

– Ты вообще идешь завтра на какой-нибудь участок?

– Я запасной, иду, но как журналист.

– А меня от ЛДПР заставили идти, вот жопа.

– Да какая разница. Это просто работа. Не парься вообще. Вина выпей лучше.

– Бля, что с квартирой?

– А че такое?

– Ты че тут делал, босс?

– Да все нормально.

– Нас же не рассчитают теперь.

– Гардина сама упала.

– А кокос сам разбился тоже?

– Кокос я разбил. Он валялся на шкафу, и я решил его разбить.

– Ты накуренный был?

– Я даже не ночевал тут. Просто зашел вчера вечером отдохнуть. Игорь уехал, и я решил провести время в одиночестве. Не гунди, Алехин. Будешь вино?

– Один глоток только если. Хотя не буду. Позже, когда помоюсь, перед сном.

Обычно Ашот ездил ночевать в Москву, к жене и ребенку, но перед выборами остался в Дзержинском. Я слышал невнятное бормотание из его комнаты. Избиратели подарили нам канистру домашнего вина. Я лежал и не мог уснуть. Дверь распахивалась, Ашот выходил со стаканом и шел на кухню.

– Возьми ее себе, пока я вино в раковину не вылил, – приказал я.

– Не возьму. У тебя есть феназепам?

Феназепам у меня был.

– Он тебе не нужен.

– Алехин, он мне нужен. Пожалуйста, я тогда точно-точно не буду мешать тебе.