Японская новелла 1960-1970 - Кобо Абэ

Он впервые появился у нас пять лет назад, как раз в то время, когда студенты в знак протеста против продления японо-американского договора безопасности начали осаду аэродрома Ханэда. Он, должно быть, хорошо знал лидеров студенческого движения, имена которых то и дело мелькали в газетах, и часто рассказывал о встречах с ними.

Помню, он говорил:

— Вчера они были у меня. Просидели всю ночь до утра, беседовали, спорили…

Или:

— Только что встретил Н. на станции электрички… Или:

— H. H. тоже участвует в нашем движении, но это пока что секрет…

Я не мог понять, почему и каким образом он тебя втянул в это движение. Почему ты стала о нем заботиться, готовить ему и ходить с ним на демонстрации.

Я работал в экспортно-импортной фирме. Мы вели торговлю главным образом с Гонконгом и абсолютно не интересовались проблемами японо-американского договора.

Однажды я сказал:

— Договор, очевидно, пройдет в парламенте…

Ты презрительно фыркнула:

— Ничего другого от тебя не услышишь! Ты до мозга костей обамериканился, прямо-таки заразился духом американского империализма. Я ведь тоже на них работала и жила с тобой в одном квартале. Но я устояла!..

Когда ты говорила подобные вещи, тебе изменял юмор. Лицо твое застывало как маска и странно контрастировало с ухмыляющейся физиономией этого студента, слушавшего твои разглагольствования.

Мне мучительно вспоминать все перипетии последних дней нашей совместной жизни. Слезы, мольбы, упреки. И ярость, бесконечная ярость. Но все кончилось — ты ушла. Ушла, отказавшись от меня и от электрохолодильника ради этого студента. Над нашим домом пронесся ураган. Впрочем, ураган тогда пронесся и над Японией — это был период особенно бурного протеста против продления японо-американского договора. Визит Эйзенхауэра в Японию отменили. Триста тысяч демонстрантов окружили парламент…

Вот тогда ты и ушла. Взяла сумочку, исчезла и больше не вернулась в наше теплое, уютное гнездо. Не знаю, куда ты отправилась. Студент давно переменил квартиру. У меня не было никаких нитей, которые привели бы меня к тебе. Ты затерялась в огромном Токио.

Я не мог понять, почему ты ушла. Как ты на это решилась? Ведь мы очень любили друг друга, казалось и дня не могли прожить в разлуке. И ты — такая нежная, такая ласковая — ушла.

Я не верил, что в этом виновата политика. Как-то однажды я сказал, что буду ходить с тобой на все демонстрации, если уж ты жить без них не можешь. Ты расхохоталась и, подражая интонациям твоего друга, ответила:

— Сколько бы ни прибавилось любопытных, они нам будут только мешать!

Нет, я не мог в это поверить! Неужели политика была в состоянии разрушить наш семейный очаг, наше с такой любовью, с таким вдохновением свитое гнездышко?!

Я мог объяснить твой уход только двумя причинами: или студент намного превосходил меня в искусстве любви, или же мы были с тобой случайной парой, когда каждый с легкостью отказывается от другого и заменяет его кем-то третьим. И то и другое было для меня в равной степени горько.

Впрочем, может быть, отношения между мужчиной и женщиной вообще таковы? Если да, то все измены, все проблемы «треугольника» легко объяснимы. Но почему же тогда над этими проблемами бьется наше искусство? И почему я должен так мучиться?

Я мучился. Однако, с точки зрения твоей логики — странной логики: ты ведь ревновала меня даже к дневному сну, — вряд ли мои страдания были настоящими. Когда ты ушла, я продолжал работать. Каждый день ездил в центр города, в нашу фирму, и выполнял служебные обязанности, как бы там не, мучился. Утопая в горе, я преуспевал. Дважды побывал в заграничной командировке — на Гавайских островах и в Южной Америке. И наконец стал начальником отдела.

Когда через два месяца ко мне заявился студент с запиской от тебя, где ты просила холодильник, я его отдал с легким сердцем. Мне ничего не стоило купить новый. В то время я уже подумывал сменить квартиру — и тесновата она, и слишком уж пропитана воспоминаниями о тебе.

Политические судороги вокруг договора безопасности кончились. Мне стало казаться, что в один прекрасный день ты вернешься. Но я слишком хорошо тебя знал: ты не из тех женщин, которые возвращаются к брошенному мужу.

3

Мы были вместе три года, а если считать со дня знакомства в американском квартале — то и все пять лет. И я не могу вычеркнуть эти пять лет из моей жизни.

Ты до сих пор живешь во мне, хотя я женился вторично, у нас ребенок и мои родители не нарадуются на нашу семью. Но ты — моя тайна. Из-за этой тайны я одинок в своем счастливом доме. А может быть, я умышленно создаю себе одиночество, чтобы думать о тебе… Если бы я знал, где ты живешь, я бы, наверно, постоянно искал тебя в тесных улочках, прилегающих к кольцевой дороге.

Но если так, почему же я не подошел к тебе в тот сентябрьский вечер, когда ты сидела в трех шагах от мостовой и была совсем близко?… Не знаю, очевидно потому, что наших отношений больше не существовало, они перестали быть чем-то реальным и превратились в проблему моего сердца.

Ты — дочь погибшего на войне солдата… Ты — девочка, а потом девушка, жившая тусклой жизнью в доме отчима с матерью, поглощенной заботами о новом муже и новых детях… Ты — прислуга в доме американского военного. Ты — влюбленная в меня до безумия… Ты — моя жена… И ты бросила меня ради студента. Ушла. Кажется, я начинаю понимать, почему не могу забыть тебя — именно потому, что ты меня вот так бросила…

Тот дом, перед которым ты сидела на корточках, — это не дом твоего студента. ( Очевидно, студента ты тоже бросила. Мою догадку подтвердила заметка, появившаяся в газете через пять дней после того, как я тебя видел:

«…Исчезла прислуга вместе с дочерью хозяина.

Похищение?…

18 сентября около восьми вечера Гинко Ода, 32 года, прислуга директора компании Кэйдзо Киноситы, 43 года, проживающего по адресу: район Тосима, улица N, дом номер NN, исчезла вместе с дочерью хозяина, семилетней Сатико. Господин Киносита с 15 по 20 сентября находился в служебной командировке в Осаке. 20 сентября он вернулся в Токио, но дома никого не оказалось. В тот же день он заявил в полицию об исчезновении вышеупомянутых лиц.

По словам соседей, 18 сентября, около восьми, вечера,