Четыре мертвые королевы - Астрид Шольте

Тюремное заключение – это лишь прелюдия, а гвоздем программы станет моя казнь. Каждый квадрант по-своему расправлялся с убийцами. В Тории предпочитали украшать их шею петлей.

Знаю, сама себе завидовала.

Жаль, что у меня отобрали нож из подвесок. Он бы так гармонично смотрелся между ребер Макеля!

Что ж, может быть, во мне и правда живет убийца.

Когда кормежка улучшилась, я поняла: скоро конец. На ужин подали не обычную тюремную стряпню, а аппетитные кушанья, которые так и кричали: «Побалуй себя напоследок!»

Дело было на исходе моего третьего дня в тюрьме и шестого дня во дворце. В тарелке я обнаружила жареную курятину и две нежные булочки с чесноком. Мои любимые.

Я швырнула их об стенку.

Макель. Это он рассказал, что я люблю. Какую мне приготовить последнюю трапезу.

Снова игры.

Но в этом последнем раунде он не победит. Мне поможет гнев. Я выберусь отсюда, а он еще пожалеет, что так хорошо меня обучил.

Я представила, что это просто очередное задание. Последний урок Макеля. По сценарию меня запирают в камере, а я должна выбраться, полагаясь лишь на смекалку. Кроме смекалки, у меня и правда ничего не осталось: даже с моих лохмотьев убрали пуговицы, молнии и шнурки. Жесткая ткань натирала кожу, которая с каждым днем вдали от солнца и свежего воздуха становилась все чувствительнее.

Мне нужно было что-нибудь наподобие отмычки. Что угодно. Но стражники не доверяли мне даже столовых приборов. Они знали мои фокусы, знали, что в моих руках опасен любой предмет. В конце концов, это же я выбралась из приемной, разгуливала по дворцу и убила четырех королев.

Я хихикнула себе под нос.

Съев курицу, я спрятала мелкие косточки под матрас. Когда они засохнут, их можно будет разломать на куски и вставить в замок.

Только бы хватило времени!

За семнадцать лет жизни Арабелла еще никогда не была так счастлива, как в первые дни после ареста убийцы. Впрочем, приходилось тщательно это скрывать. Даже после коронации нужно будет некоторое время притворяться, что она не в своей тарелке, что скорбит по матери, что нуждается в советах. А уже потом она начнет вершить то, для чего была рождена. То, к чему готовилась всю жизнь.

Арабелла ждала не один год – подождет и еще немного. Ночами она прикидывала, как скоро можно будет взяться за реформы. Через несколько дней? Это явно вызовет подозрения. Через несколько недель? Звучит разумно. Через несколько месяцев? Нет, столько она не вытерпит.

Да и кто знает, какие препятствия возникнут у нее на пути. Если отыщутся кровные родственницы других королев, стать единовластной правительницей Квадары у нее уже не получится. Но Макель, кажется, обо всем позаботился. По его словам, других претенденток на трон не осталось – не осталось в живых.

И все же Арабелла нервничала. Даже теперь все могло рухнуть. Ее идеальный план мог потерпеть крах. И хотя пока все шло как по маслу, что-то не давало ей покоя. Из-за одной неудачно положенной карты мог рассыпаться весь карточный домик. Но что это за карта и как от нее избавиться, Арабелла не знала. Да, она попала во дворец, но ее час еще не пробил, а ожидание тянулось целую вечность. Скоро ее нарекут королевой Тории, но она всегда метила выше. Чтобы изменить родной квадрант и упрочить его статус, она должна стать королевой всей страны. Если не получится, значит, все ее усилия были напрасны.

По ночам, пока Арабелла проигрывала в голове события прошлого и сценарии будущего, в ее памяти всплывал образ покойной матери. Иногда ей представлялось, что мать разговаривает с ней из квадранта без границ. Говорит, что все понимает. Просит прощения за то, что лишила Арабеллу причитающихся ей привилегий. Иногда перед ее глазами вставали страшные картины: вот на горле у матери расходится кожа; вот с ее губ капает темная желчь; вот ее волосы облаком поднимаются кверху; вот в ее глазах отражаются языки пламени. Вот мать указывает на нее костлявым пальцем и, истошно вопя, проклинает Арабеллу за все, что та сделала с ее сестрами-королевами и с ней самой.

Но это не уколы совести, убеждала себя Арабелла. Нет, это от потрясения. Она впервые в жизни увидела труп, и это жуткое зрелище наверняка уже никогда не сотрется из ее памяти. Арабелла всегда была впечатлительной. Чего же удивляться, что на нее так подействовала чья-то смерть?

Не стоит зацикливаться на плохих воспоминаниях. Она лучше подумает о более важных вещах. О том, как станет единственной королевой Квадары. О том, как первым же указом снесет стены между квадрантами, чтобы ее родная Тория развивалась и процветала.

Интересно, казнь будет публичной или все провернут так тихо, что даже родители не узнают, что со мной произошло? Мои размышления прервали шаги на лестнице.

Я подняла голову. Куриные косточки еще не засохли. Вот мой шанс раздобыть орудие получше!

– Здравствуй.

Этот голос… Темноту прорезал свет электрического фонаря, и я увидела лицо Варина. Оно выражало вселенскую печаль. Молодец. Наверное, часами репетировал перед зеркалом.

– Уходи, – сказала я, демонстративно уставившись в грязный пол. У Варина красть нечего. Об этом он точно позаботился.

– Не уйду, – отрезал он и поставил фонарь на пол у наших ног.

– Ладно, оставайся, мне все равно. Но я не буду выслушивать твои вероломные оправдания.

– Вероломные оправдания? – горько усмехнулся он. – Киралия, ты меня использовала.

На последнем слове его голос сорвался, и мне захотелось заткнуть уши. Пусть я и ненавидела его, он был первым, кому я открыла сердце после того, как сбежала из дома. Киралия, какая же ты идиотка!

– Я бы не хотела тратить последние часы жизни на споры о том, кто кого использовал, – пробурчала я. – Но мне интересно: что тебе пообещал Макель? – Я встала на ноги и широко развела руками. – Тут тебя никто не услышит. Скажи правду. Уж это я заслужила. За что ты меня продал? За дозу ГИДРы? И почему? Бежал с тонущего корабля?

– Я тебя не продавал. – Он сделал шаг вперед, и я заметила у него в глазах слезы. – Когда я разговаривал с инспектором, я даже не знал, что Макель во дворце. Я видел, что ты сделала, а он это подтвердил.

– Ну хватит! – Я прижалась к решетке камеры. – Скажи. Мне. Правду!

Он схватился за прутья по обе стороны от моего лица.

– Я сказал тебе правду. Почему бы тебе не отплатить тем же? Неужели ты такая гордячка, что даже не можешь сознаться? Почему ты меня предала? Отвечай!

Он был в такой ярости, что я невольно отшатнулась.

– Ты думаешь, я способна на убийство? – едва слышно проговорила я.

– Я так не думал, – сказал он, буравя меня взглядом, – пока не увидел яд у тебя в руках. Пока не понял, что все указывает на тебя. Пока не посмотрел правде в глаза.