Жнец - Нил Шустерман

Она принялась стучать в барьер, отделяющий ее отсек от передних сидений, и наконец один из охранников повернулся. Взгляд его был спокоен, словно у мраморной статуи.

– Еще разок угостить? – спросил он угрожающе. – С большим удовольствием. После того что ты сделала, я дам максимальное напряжение.

– Да что я такое сделала? В чем меня обвиняют?

– В древнем преступлении под названием «убийство», – сказал охранник. – В убийстве Досточтимого жнеца Майкла Фарадея.

* * *

Никто не зачитал Ситре ее прав. Никто не предложил адвоката для защиты. Такие законы и обычаи были характерны для иной эпохи, когда преступление было фактом ежедневной жизни, и целые организации работали, занимаясь опознанием, осуждением и наказанием преступников. Мир, свободный от преступности, не выработал принципов, на основе которых можно было бы вести такие дела. Все сложное и странное входило в компетенцию «Гипероблака», но в данном случае речь шла о жнеце, а в такие вопросы оно не вмешивалась. Судьба Ситры целиком и полностью находилась в руках Высокого Лезвия, Ксенократа.

Ситру привезли в его резиденцию, деревянную хижину, стоящую посреди ухоженного газона на крыше здания в сто девяносто этажей.

Ее посадили на жесткий деревянный стул. Наручники сдавливали ее запястья, и болеутоляющие наночастицы уже начали проигрывать битву с болью.

Ксенократ стоял перед ней, затеняя солнечный свет. Доброты и заботливости в голосе Высокого Лезвия на сей раз не было слышно.

– Я не уверен, что вы осознаете всю серьезность предъявленного вам обвинения, мисс Терранова, – сказал он.

– Я понимаю его серьезность, – ответила она. – Как и его нелепость.

Высокое Лезвие не отреагировал на ее слова. А Ситра боролась с этими чертовыми железками, которые сдавливали ее руки. Что же это был за мир, если в нем существовали такие устройства? Какому еще миру они потребуются?

Из тени вышел еще один жнец, в мантии, отливающей коричневым и зеленым. Жнец Мандела.

– Наконец-то хоть кто-то, кто мыслит разумно, – проговорила Ситра. – Жнец Мандела, прошу вас, помогите! Скажите ему, что я невиновна!

Жнец Мандела покачал головой.

– Увы, Ситра, – проговорил он с печалью в голосе.

– Поговорите со жнецом Кюри. Она знает, что ничего подобного я не делала.

– Обстоятельства слишком деликатные, чтобы подключать еще и жнеца Кюри, – сказал Ксенократ. – Ее проинформируют, как только мы определим вашу вину.

– Подождите! Она что, не знает, что я здесь?

– Она знает, что мы вас задержали, – ответил Ксенократ. – Вдаваться в детали мы пока не будем.

Жнец Мандела сел на стул напротив.

– Мы знаем, что вы проникли в глубинное сознание, пытаясь стереть записи передвижений жнеца Фарадея в тот день, когда он умер, чтобы сделать невозможным наше внутреннее расследование этого дела.

– Нет! Ничего подобного!

Но чем настойчивее Ситра отрицала обвинения, тем более виновной она выглядела.

– Но есть и более весомые доказательства, – сказал Мандела и посмотрел на Ксенократа. – Могу я ей показать?

Ксенократ кивнул, и Мандела, достав из мантии лист бумаги, вложил его в руки Ситры, скованные наручниками. Она подняла лист к глазам, даже не предполагая, что это такое. Оказалось, это копия записи в журнале. Ситра узнала почерк. Вне всякого сомнения, это писал жнец Фарадей. И пока она читала, ее сердце проваливалось в то место, о существовании которого Ситра даже не подозревала – ни в этом мире, ни в каком ином.

Глаза Ситры наполнились слезами. Слезами обиды и отчаяния.

– Почему? Почему он написал это?

Она стала сомневаться в здравости своего рассудка.

– Тому есть только одна причина, Ситра, – сказал жнец Мандела.

– Наше собственное расследование подтвердило, что имевшиеся свидетели были подкуплены. Более того, следы их присутствия были уничтожены, мы не можем ни идентифицировать их, ни найти.

– Подкуплены! – воскликнула Ситра, хватаясь за последнюю надежду как за соломинку. – Да, их подкупили, наделив иммунитетом. А это доказывает, что подкупила их не я. Это мог сделать только другой жнец.

– Мы проследили источник иммунитета, – сказал жнец Мандела. – Убийца жнеца Фарадея оскорбил его и после его смерти. Он снял защиту с кольца жнеца Фарадея и использовал его, наделив свидетелей иммунитетом.

– Где кольцо, Ситра? – спросил Ксенократ.

Ситра уже не смогла смотреть в это пылающее злобой лицо.

– Я не знаю, – сказала она.

– У меня к тебе только один вопрос, Ситра, – сказал жнец Мандела. – Зачем ты это сделала? Тебе не нравились его методы? Ты служишь тоновикам?

Ситра еще раз посмотрела на страничку из дневника, которую по-прежнему держала в руках.

– Ни то, ни другое, – ответила она.

Жнец Мандела покачал головой и встал.

– За все годы, что я являюсь жнецом, я не сталкивался с подобным поступком, – сказал он. – Ты нас всех покрыла позором.

И оставил Ситру наедине с Ксенократом.

Высокое Лезвие некоторое время молчаливо ходил взад и вперед по газону. Ситра не смотрела на него.

– В Эпоху Смертных существовал один любопытный метод раскрытия правды, – проговорил жнец Ксенократ. – Я его специально изучал. Как мне кажется, это слово произносится как пы-тка. Мы отключим ваши обезболивающие наночастицы, подвергнем ваше тело сильной боли, и страдания в конечном итоге заставят вас рассказать правду о том, что вы сделали.

Ситра молчала. До нее по-прежнему плохо доходило происходящее. И она не была уверена, дойдет ли.

– Пожалуйста, поймите меня правильно, – продолжал Ксенократ. – Я совсем не хочу подвергать вас пы-ткам. Это вынужденная, крайняя мера.

Он вытащил еще один лист бумаги и положил на стол.