Минута до полуночи - Дэвид Бальдаччи

– И через Национальный центр пропавших и эксплуатируемых детей, – добавила Пайн.

Уоллис кивнул и отправился выполнять свое обещание.

Блюм подошла к Пайн.

– Преступник изменил основную тему, – тихо сказала Пайн.

– Ты имеешь в виду фату и смокинг? – уточнила Блюм.

– Однако он одел мальчика в форму, взятую в музее, и… – Пайн замолчала, не сводя глаз с тела, потом опустилась перед ним на колени.

– Эй, я пытаюсь сделать панорамные фотографии, если вы не против, – громко сказал один из техников.

Пайн повернулась и одарила его таким взглядом, что он быстро отступил и начал возиться с фотоаппаратом.

– Что это? – спросила Блюм, присаживаясь на корточки рядом с Пайн, Ларедо смотрел через ее плечо.

Пайн достала из кармана пару перчаток из латекса и аккуратно расстегнула ворот куртки мальчика. Она заметила тонкую серебряную цепочку у него на шее и, вытащив ее из-под одежды, подняла вверх.

– Амулет со святым Христофором, – сказала Блюм.

Пайн кивнула.

– Да, так и есть. – Она провела пальцем по поврежденной части. – Посмотри на зазубренную кромку. Что-то настолько сильно по ней ударило, что повредило металл.

– Нам известна причина смерти мальчика? – спросила Блюм.

– Нет, на нем нет видимых ран. Следы удушения также отсутствуют. И на шее нет отметин от веревки.

– Значит, яд?

– Я даже не знаю. – Пайн оглядела голову мальчика. – Шея повернута под странным углом.

– Ты думаешь, она сломана? – спросил Ларедо.

– Вполне возможно.

Она подозвала фотографа и попросила его сделать несколько снимков амулета.

К этому моменту к ним снова подошел Уоллис, и Пайн указала на подвеску.

– Как вы думаете, это часть музейного костюма или она принадлежала ребенку? – спросил Уоллис.

– Или ее надел на него убийца, – сказала Пайн.

– Лили рассказала, что форму сняли с манекена с выставки, – сообщил Ларедо. – Преступник нашел его в задней части музея.

– Думаю, Лили подтвердит, что подвеска со святым Христофором не являлась частью костюма, – сказала Пайн.

– Это говорит ваша интуиция? – спросил Уоллис. – Она могла принадлежать мальчику.

– Нет, – возразил Ларедо. – Она ищет схему действий преступника. Он одел двух взрослых. А теперь ребенка, и не важно, приносил он одежду с собой или нет.

– Однако он надел на него кулон, – сказала Пайн. – К костюмам других двух жертв он ничего добавлять не стал, во всяком случае, мы не нашли никаких необычных деталей, он лишь одел их, как невесту и жениха.

– Значит, он слегка изменил схему, – отметила Блюм.

– Да, складывается такое впечатление, – согласилась Пайн.

– Серийные убийцы обычно не меняют образ действий во время серии, – заметил Ларедо. – Ты и сама это знаешь.

Пайн кивнула.

– Большинство не меняют, – сказала она. – Но с некоторыми такое случается. И не забывайте: мы до сих пор не знаем ни его схемы, ни мотива. Не исключено, что он придумал весьма сложный план. Вот почему мы можем смотреть на эту смерть и место преступления и говорить, что убийца изменил свои методы, а с его точки зрения все идет именно так, как он задумал.

– Теперь я понимаю, почему вы зарабатываете этим на жизнь, – сказал Уоллис. – У вас получается залезать к ним в головы. – Его лицо дернулось. – Намного лучше, чем у меня.

– Но мне там совсем не нравится, – ответила Пайн. – Однако сейчас я готова это делать, чтобы поскорее посадить подонка за решетку.

Ларедо посмотрел на нее и понимающе кивнул.

– Я спрошу у Лили про подвеску, – сказал Уоллис. – Но что будет означать, если окажется, что ее добавил преступник?

В ответ Пайн показала собственный кулон.

– Легенда гласит, что святой Христофор перенес ребенка через реку и только позднее узнал, что это был Христос. С тех пор он стал считаться покровителем странствующих.

– Ну, с этим ребенком его постигла ужасная неудача, – резко сказала Блюм.

– Возможно, ты смотришь на это не с той стороны, Кэрол, – возразила Пайн.

Ларедо бросил на нее внимательный взгляд.

– А какая сторона, по-твоему, правильная? – спросил он.

– Если мы сумеем узнать, каким образом амулет повредили, я смогу ответить на твой вопрос.

– Вы действительно считаете, что это важно? – спросил Уоллис.

– Возможно, самое важное из всего, что мы обнаружили до сих пор.

– А кто подарил тебе подвеску со святым Христофором, как она к тебе попала? – спросила Блюм.

Они возвращались в «Коттедж».

– Моя мать, – ответила Пайн. – Последний подарок, который я от нее получила.

– Ты хочешь сказать, она отдала тебе амулет перед тем, как исчезнуть?

– Очевидно, она знала, что намерена оставить меня. Ну, знаешь, «меня не будет рядом, чтобы за тобой присматривать, так что возьми идиотский кусок металла», – что-то в таком роде.

– Но почему ты носишь подвеску, если испытываешь такие чувства?

– Потому что она единственное, что у меня осталось в память о ней. И… поэтому, она имеет для меня большое значение. Нечто вроде отношений любви-ненависти. С одной стороны, когда я чувствую ее на груди, мне вспоминается, что мать меня бросила. А иногда я испытываю тепло и чувство безопасности, словно мне снова шесть и мать держит меня за руку.

Блюм задумчиво кивнула.

– Отношения между матерью и дочерью всегда очень непростые, – сказала она. – Возможно, самые сложные из всех. Во всяком случае, так было со мной. По сравнению с ними отношения с сыновьями казались мне предельно простыми.

Между тем, с подвески, найденной на мальчике, сняли отпечатки, но ничего не нашли. Пайн решила, что это делает ее еще более важной уликой. Кто-то посчитал нужным ее протереть.

– Надеюсь, судмедэксперты сумеют выяснить, каким образом был поврежден металл, – сказала Пайн.

– Ты и в самом деле думаешь, что это важно? Вполне возможно, Уоллис прав, и она могла принадлежать мальчику, который ее и повредил.

– Нет, – покачала головой Пайн. – Если ты обратишь внимание на повреждение, то заметишь, что острый край был вдавлен внутрь. Он бы царапал кожу. А на шее мальчика не осталось таких следов. Никто не станет носить предмет, который постоянно раздражает кожу.

– Значит, именно убийца надел подвеску на мальчика.

– Я уверена, что здесь нечто личное, Кэрол. Такова суть подобных предметов. Ее носил кто-то важный для убийцы. Это прямая улика, если мы сумеем связать ее с ним.