Слепая зона - Наталья Николаевна Ильина

сказать точнее, ведь общаться с ней сложно, – что остальная часть ее не отпустит.

– То, что нам надо, – удовлетворенно произнес майор. – У меня будет к вам просьба: не сообщайте капитану Дежину о нашей встрече, он может стать серьезным препятствием…

– Не сообщу. Он вам не доверяет.

Что-то такое промелькнуло в воздухе. Что-то, от чего по рукам у меня побежали мурашки. Я почти услышала невысказанное майором: «И правильно делает», – от чего мне стало совсем уж не по себе. Страх, который я старательно прятала внутри себя, изображая холодное, рассудительное спокойствие, готов был выплеснуться наружу. Я же понимала – остро, режуще-остро, – что этому майору, профессору и всем остальным наплевать на меня. Что я для них? Одной калекой больше, одной – меньше… Только Максим да, может быть, еще Вячеслав были на моей стороне. Но именно они и не могли ничем помочь. Теперь я стала угрозой даже для них во всех смыслах – и в том, что больше не доверяла своей способности удержать Тварь, и в том, что вздумай они помешать планам Романа, бог его знает, что он может с ними сделать… Я была угрозой и для мамы, пока сидела вместе с ней в квартире, и даже для майора, и для всего нашего дома…

– Когда? – вырвалось у меня.

– Нам нужен еще один день.

– Как вы планируете это сделать?

– Вам придется спуститься в лабораторию с устройством. Как только Тварь присоединится к остальным, вы выйдете и его приведут в действие.

– А если не получится? Если вместо того, чтобы отправить Тварь домой, вы откроете дверь для новых?

– Риск есть, но он невелик. Знаете, почему они до сих пор не покинули лабораторию? Мы пришли к выводу, что они надеются вернуться, если можно так сказать.

Я задумалась. Тварь настойчиво стучалась мне в голову, но я пыталась сосредоточиться на словах майора. Да, в них был резон.

– Хорошо. Готовьте свой прибор, – согласилась я, ужасаясь собственным словам.

Никаких гарантий, что со мной ничего не случится, никаких заверений в безопасности… Майор Зайцев был по-своему честен, а может, просто изучил мой профиль. Или как там у них это называется? Чувствуя, что загнана в угол и совершаю огромную глупость, я пыталась говорить спокойно:

– Роман, вы можете меня как-то изолировать на эти сутки? Я боюсь за маму. И Максим, то есть капитан Дежин…

– Разумеется! Мы можем уехать прямо сейчас.

В его ответе сквозило откровенное облегчение. Победа явно далась ему легче, чем он ожидал.

Дежин метался по кабинету полковника.

– Капитан, возьмите себя в руки! – приказал Гречин, и сработало.

Ноги сами примерзли к бордовому покрытию пола. Максим ошалело повел головой в жестком ошейнике воротника.

– Мне приказано задержать тебя до особого распоряжения. Я приказ нарушаю, а ты ведешь себя как… – Гречин поморщился, но уточнять не стал. – Сядь.

Максим сел, не глядя, на ближайший стул.

– Сиди и слушай. Насколько я знаю, операция назначена на завтра. Используют наших бойцов, да и в оцеплении стоят наши. Что они намерены делать, я не знаю, но Света твоя там будет точно. Если до завтра сможешь никому на глаза не попасться, то, возможно, там ее и увидишь. Я тебе не помощник – как попасть в «Фармком», думай сам.

– Почему? – равнодушно спросил Максим помертвевшими губами. – Почему вы нам помогаете?

– Потому, что заяц этот уедет в Москву, а мне здесь работать. И ты мне нужен. Все, вали отсюда, капитан, – устало махнул рукой Гречин, и выражение его лица приняло обычный невозмутимо-холодный вид.

Пошатываясь, словно пьяный, Дежин вывалился из дверей в приемную и, не задерживаясь, в коридор. Там прислонился пылающим лбом к холодной стене и постоял с минуту, совершенно не способный ни о чем думать.

Почти сутки метаний и поисков пропавшей Светы выжали, выхолостили до дна его душу и мозг. Ему было плевать на субординацию и дальнейшую службу. Ему было плевать на все, кроме одного – он должен был ее защитить во что бы то ни стало – должен.

…Над головой нудно жужжал квадрокоптер с видеокамерой. Майор Зайцев сказал, что так он будет все видеть и сможет сопровождать меня к лаборатории. Рация тихо шипела в руке его голосом:

– Не отклоняйтесь влево, Света, идите прямо. Все хорошо.

Трость звонко постукивала по ровному асфальту, рюкзак с адской машинкой сильно оттягивал плечи, вокруг висела неестественная, напряженная тишина. Даже птиц не было слышно, только моторчик квадрокоптера и голос Романа.

– Сколько еще? – спросила я, просто чтобы разорвать эту тяжелую тишину.

– Сто метров до первого здания. Его нужно будет обойти справа.

– Хорошо.

Тварь металась. Она исчезала, потом появлялась и влепляла мне в спину морозный заряд своего присутствия. Пыталась пробиться в голову с чехардой детских воспоминаний, но я думала только о трости, цеплялась за нее изо всех сил и медленно шла вперед.

Почему она не сбежала? Почему не бросит меня сейчас? Что ей мешает? С удивлением обнаружив, что по щекам катятся слезы, я остановилась, пораженная – мне было ее жаль! Немедленно зашипела рация:

– Света, что случилось?

– Ничего. Тяжело просто. Плечи тянет, – умудрившись не всхлипнуть, ответила я.

«Прости. Прости. Ты здесь чужая! Они уничтожат тебя все равно».

Слов Тварь не понимала, но что-то почувствовала, потому, что я снова увидела жалостливые глаза щенка, жмущегося к моим ногам.

«Нет! Она манипулирует мной!» – проскочила мысль.

И все-таки я ее жалела…

Сто метров. Поворот. Вдоль здания, в прохладной тени деревьев. Я уже почувствовала их присутствие, как тогда, в хосписе, и прибавила шаг, спотыкаясь. Они почувствовали нас тоже. Меня окатило волной жадного ожидания. Холодного. Смертельного. Для них я была всего лишь едой. Моя Тварь попыталась ввинтиться в меня, я дернулась, сопротивляясь, но продолжала идти.

– Пять шагов. Стоп. Лестница вниз. Света? Света!

Взволнованный оклик Романа вывел меня из прострации, в которую затянула Тварь.

– А? – тупо переспросила я.

– Вы не туда идете! Прошли мимо! Разворачивайтесь в обратную сторону, шагов шесть-семь. Говорите со мной!

– Хорошо. Иду.

Трость провалилась. Видимо, впереди был вход в тот самый подвал.

– Лестница вниз, девять высоких ступеней. Коридор направо и прямо до…

Рация зашипела и умолкла. Я спустилась в сырое и холодное помещение подвала, положила бесполезную теперь коробочку рации на последнюю ступеньку и медленно двинулась вперед. Тварь облепила мои плечи и затихла. От близкого присутствия чего-то очень страшного зачастило сердце, и голова стала мутной, словно ее набили ватой. Я судорожно ощупывала рукой шершавую и какую-то жирную стену, в нос настойчиво лез прогорклый