Отпечатки - Джозеф Коннолли

Пока Тедди разливал вино, Джейми улучил минутку, чтобы еще раз быстро переговорить с Джуди в углу.

— Ну, Джуди, — что ты думаешь? Все хорошо? Да?

— Теперь все может быть хорошо — да, Джейми. Ты перестал себя ненавидеть. Вот что произошло. Ты больше не занимаешься самобичеванием.

— В этом… дело? Боже — я не знаю. Я только знаю, что мы все снова будем вместе. О господи, как это чудесно. И мы будем разговаривать — мы будем говорить. В смысле, мы с Каролиной будем говорить, да, конечно, — но мы все будем, все вместе. Потому что это необходимо, понимаешь. Это важно.

Джуди кивнула:

— Да. Важно. О, спасибо, Тедди. Мм — вкусное и холодное. Твое здоровье, Джейми. Поздравляю.

Джейми отпил из бокала и расплылся в глупой улыбке. Посмотрел на Джуди и Тедди и просто сказал: спасибо. Но это, понимаете, — важно. Говорить. Потому что иначе, ну… кончишь как Гитлеры.

— Мне всегда так… — задумчиво бормотал Майк, поглядывая на самый дальний держатель для картин, словно тот был в силах помочь ему выразить мысль. — В смысле — в это время года, понимаете — в самый канун Рождества… Мне всегда как бы двойственно — пожалуй, так.

Джон принял толстый и низкий бокал из вытянутых пальцев Майка и удовлетворенно погрузился в благодушие.

— Двойственно, да? Ну — это нам особо ничего не говорит, не так ли? К чему бы это? О чем он болтает, Уна? Есть идеи?

— О боже, — засмеялась Уна. — Меня не спрашивай. Я знаю меньше всех. Но думаю, он имеет в виду… что не так, Фрэнки? Тебе не нравится? Крепковато для тебя, может быть?

Фрэнки подняла взгляд, словно ее поймали с поличным. Она обмакнула ноготь в бокал (бледно-зеленоватым он был, этот напиток, но вообще-то не слишком) и очень осторожно лизнула; тень сомнения уже лежала на ее челе, балансируя на грани неудовольствия.

— Он не, гм… — отважилась она, — совсем гадкий, вовсе нет. Просто он немного… а это вообще что, Уна? Тебе нравится, Джонни? Что это мы такое пьем, Майк?

— Он определенно согревает… — осторожно высказался Джон (и подумал: да-да, согревает, так сойдет. Потому что я ее понимаю, бедняжку Фрэнки, — он определенно скорее плох, чем хорош, этот напиток, который я держу).

— Ну, это что-то вроде пунша из джина, — лишь слегка защищаясь, пояснил Майк. — Мне очень нравится. А как тебе, Уна?

— О! — воскликнула Фрэнки. — Джин. Я не люблю джин. А тогда разве можно было достать джин, Майк? Во время войны? Я думала, его было не достать. Ты же вроде говорил, что его нормировали? Что бы это слово ни означало. Они немного потеряли, если хочешь знать мое мнение. Что тут еще намешано? У вас есть шампанское? Я могу мигом за ним сбегать, если хотите, — правда, Джонни? У нас его наверху просто море.

— Ну, вообще-то это совсем не военных времен рецепт. Сюрприз-сюрприз. Он будет постарше на, ох — лет сто, наверное. Кстати, упомянут в «Рождественской песни». Ну, знаешь: Скрудж и так далее.

Фрэнки заморгала и посмотрела на него.

— Диккенс? — попробовал он. — Нет? Ну ладно. Короче говоря, в нем главным образом, ну — джин, разумеется, и, гм, — дикие ягоды и, ну — вода, разумеется. Вот и все. Если в двух словах. Что скажешь, Уна?

— Скажу, — улыбнулась Уна, — это просто чудесно… что Фрэнки может сбегать наверх и принести нам шампанского.

— Вот видишь! — засмеялась Фрэнки. — Я знала, что не одинока! Уне тоже не нравится. И спорим, что Джонни он тоже не по вкусу — просто Джонни слишком вежливый и не скажет. Прости, Майк, — я не хотела грубить. Ну так что, сходить за шипучкой? Да?

— Если тебе и правда не нравится, — слегка обидевшись, уступил Майк, и демонстративно допил свою порцию (в результате чего следующие слова прохрипел), — ну… тогда не пей, Джин. То есть, Джон.

— Может быть, — очень медленно высказался Джон, — бокал шампанского будет чуть больше соответствовать времени года?..

— О боже, ты просто потрясающий, ты это знаешь, Джон? — вскричала Уна. — Как повезло нам и как не повезло дипломатическому корпусу. Майк, его тошнит от твоего пунша, это ясно как божий день. А тошнит его потому — ты должен это признать, Майк, дорогой, — потому, что этот пунш отчетливо склоняется к статусу мерзости. Фрэнки — шампанского: сей же момент. Прости, дорогой, но нужно смотреть правде в глаза.

Фрэнки уже продиралась сквозь бесконечные охристые коридоры и коричневые перегородки Майка и Уны.

— Ну… — признал Майк, собирая почти нетронутые бокалы. — Это был всего лишь эксперимент. В конце концов, Лукас пьет джин…

— Мм, — промычал Джон. — «Танкерей» с оолонгом. Это немного другое.

Майк кивнул:

— Да, наверное. Впрочем, ладно — ничего страшного. Я же говорю — это была всего лишь идея. Я имею в виду, что я, пожалуй, именно это имел в виду. Ну, когда сказал, что мне как-то двойственно. Я имею в виду, понимаете, — я вот что имею в виду: у нас здесь так много всего, верно? Нам всем невероятно повезло. Фрэнки может просто сбегать наверх за прохладным шампанским — а вечером нас ждет Бочкино пиршество. Я хочу сказать, это прекрасно, конечно, это прекрасно…

— Да, — с готовностью согласилась Уна. — И еще как.

— Прекрасно, — повторил Майк. — Я знаю. Я о том и говорю. Просто я никак не могу отделаться от мысли, что, понимаете, — во время войны…

— А, — произнес Джон. — А.

— Ага — ты понял, да, Джон? В войну — в это время года, понимаете, домохозяйка как-нибудь — бог ее знает, как — раздобыла бы жестянку «Спама» или, может, приличный кусок сыру, или еще что-нибудь. Или даже выменяла у фермера, ну, не знаю — цыпленка какого-нибудь или пару яиц. И сейчас ломала бы голову над пирогами, пудингами и прочими сластями — дешевыми и сытными, знаете, но для нее дело чести приготовить их целую гору, причем вкусную. Мандарины, если повезет, и уголек в носке[82]— по паре шестипенсовиков в детские ладошки, если совсем шиковать… но вся семья вместе, понимаете? Ну — не считая тех, кто сражается, разумеется. На войне. И всего два драгоценных дня, чтобы этим насладиться. Самодельные игрушки… а потом снова за работу. За труды праведные.

— Ну, — начала Уна. — В смысле, да — я понимаю, конечно, я понимаю, Майк. Вообще-то мы ведь это уже обсуждали? Но даже это, знаешь ли — на самом деле это очень — ну, это немного слишком радужный взгляд на предмет, правда? В смысле, у них были трудности — настоящие муки. Мы разве хотим повернуть время вспять?

— Ну конечно, не хотим, — охотно согласился Майк. — Я о том и говорю. Мы все стали неженками. Если с нами тут случится что-нибудь хоть чуточку плохое — иногда я задумываюсь, знаете, сможем ли мы, ну — справиться, вот. В смысле — хоть чуточку плохое. Я уж не говорю о голоде, затемнении, бомбардировках и прочем. И о том, чтобы сидеть в очередной канун Рождества и гадать, сможет ли твой муж, сын, отец — гадать, увидишь ли ты их еще когда-нибудь. Вернутся ли они вообще…