Мари-Бланш - Джим Фергюс

придется делить с ним постель, вызывала у нее отвращение. Но мало-помалу она пришла к выводу, что, по крайней мере, фамильное состояние позволяло его родителям держать большой особняк на бульваре Морис-Барре в Нейи, а также подарить сыну на свадьбу бургундское охотничье поместье Ле-Прьёрё, расположенное на окраине городка Ванвё, — перестроенный монастырь XVI века, где новобрачные будут проводить по меньшей мере часть года. Практичная Рене вполне отдавала себе отчет, что могла бы сделать и куда худшую партию.

Что до однорукого Пьера де Флёрьё, красивого, очаровательного героя войны, то он, хотя и мог получить фактически любую женщину Франции, по-прежнему умолял Рене передумать, восстать против тирана-дяди, рискнуть и попытать счастья вместе с ним, ведь у него есть все шансы обеспечить ей достойную жизнь. Пьер слал ей взволнованные письма и записки: «Забудь про состояние виконта. Я добьюсь успеха. Мы будем вместе, и наша любовь станет нам опорой». Он был романтик и поэт, однако Рене уже полностью смирилась перед неизбежностью брака с де Бротонном; она не забыла бессмертные слова отца по этому поводу и будет помнить их до конца своей очень долгой жизни: «любовь проходит, деньги же хранят верность вовек».

Сам де Флёрьё регулярно приходил в «29-й», неизменно с букетом свежих цветов в руке. Но каждый раз Рене не разрешала Адриану впустить его, хотя старый дворецкий подчинялся скрепя сердце.

— Мне очень жаль, сударь, — говорил Адриан, который симпатизировал молодому авиатору и восхищался им, — но, увы, мадемуазель неважно себя чувствует.

— Ах, вечное недомогание, верно? — иронически говорил де Флёрьё. — У меня такое ощущение, что она не желает меня видеть.

— Мне очень-очень жаль, сударь, — отвечал дворецкий. — В самом деле, искренне жаль.

— Прошу вас, передайте эти цветы и мою карточку! — говорил граф.

— Разумеется, разумеется, я передам, — говорил Адриан с коротким поклоном. — Как передаю всегда.

И Пьер устало уходил, огорченно опустив голову.

3

Рене де Фонтарс и Ги де Бротонн обвенчались 28 января 1920 года в парижской церкви Святого Августина; на церемонии — как и год с лишним ранее, на похоронах ее отца — присутствовало большинство важных знатных семейств Франции. Все отмечали, как прелестна невеста Рене, маленькая, темноглазая, хотя кое-кто обратил внимание, что она явно казалась печальной.

После церковной церемонии состоялся пышный банкет, а затем бал, продолжавшийся всю ночь в парадном зале особняка де Бротоннов в Нейи. После обязательного первого танца с мужем, который был уже пьян и неловко кружил ее по паркету, то и дело наступая на подол ее свадебного платья, Рене весело танцевала всю ночь со всеми старыми и молодыми кавалерами, которые ее приглашали, в том числе несколько раз с дядей Габриелем, который украдкой нежно ее поглаживал, тогда как забывчивый молодой муж Ги игнорировал ее, предпочитая пить с разгульными приятелями.

— Проведите эту ночь со мной, — шепнула Рене Габриелю во время танца.

Виконт от души рассмеялся:

— Твою брачную ночь? В доме твоих свекра и свекрови? Ты с ума сошла?

— Они живут в другом крыле, — ответила она. — И не узнают. Да и с каких пор вас интересует, чтó другие подумают о вашем поведении?

— Мне кажется, у твоего нового мужа сегодня несколько иные планы касательно тебя, дорогая.

— У меня отдельная спальня, — сказала Рене. — И я не намерена сегодня спать с де Бротонном. Если вообще буду спать с ним.

Виконт еще пуще развеселился:

— Да, точно так же было со мной и Аделаидой. Она была до того безобразна, что я просто не мог заниматься с ней любовью, но в общем и целом, полагаю, наш брак функционировал прекрасно.

Теперь настал черед Рене посмеяться:

— Да, для вас. Вы распоряжались состоянием жены. А она теперь живет серой мышкой в норке монастыря.

— Она сама сделала такой выбор, — сказал виконт.

Незадолго до рассвета, когда бал покидали последние гости, Рене провела дядю по черной лестнице к себе в спальню, в то крыло, которое родители Ги предоставили новобрачным как парижскую квартиру.

Сам жених давно спал на диване в кабинете, где пил и играл в карты с друзьями. Через некоторое время после того, как Рене ушла, он проснулся и пошел в комнату невесты, однако дверь была заперта. Уверенный, что она просто разыгрывает робкую новобрачную, молодой Ги негромко постучал.

— Открой, дорогая, — сказал он. — Это я, твой муж. Впусти меня. Обещаю быть с тобой нежным и ласковым.

На это Рене и виконт, занимавшиеся любовью, начали хихикать, уткнувшись в подушки, чтобы их не услышали.

— Уходи, — в конце концов сумела ответить Рене. — Я сплю.

— Отопри дверь, дорогая. — Де Бротонн понизил голос до хриплого шепота. — Сегодня наша брачная ночь, и я хочу ею воспользоваться.

Беззаконные любовники развеселились пуще прежнего.

— Вы пьяны, сударь, — сказала Рене, смеясь до слез и обращаясь к мужу официально, на «вы», вместо фамильярного «ты». — Уходите.

— Почему ты смеешься? — сказал де Бротонн. — Ты не одна? Я требую открыть дверь сию же минуту!

— Никого здесь нет, — сказала Рене. — Я видела сон и смеялась во сне. — Она прижалась к Габриелю, чей огромный член все еще был в ней, и оба они пребывали в большом возбуждении. — Мне просто снился дивный сон. Говорю вам, уходите.

— Вы моя жена, — сурово произнес де Бротонн. — Я ваш муж и хозяин этого дома. Сегодня наша брачная ночь, и вы, мадам де Бротонн, отопрете эту дверь сию же минуту.

— Я не стану спать с вами сегодня, сударь, — ответила Рене. — И это все, что я имею сказать. Можете стоять там хоть до утра, но ваши мольбы только разбудят слуг и поставят вас, как мне кажется, в весьма затруднительное положение. Я не открою дверь. Последний раз говорю вам, уходите, оставьте меня в покое.

Хотя жених был пьян, упоминание о том, что в собственную брачную ночь он может попасть в унизительное положение перед слугами, которых знал всю жизнь, произвело впечатление. Пробурчав сквозь зубы, что утром разберется с мадам, раз и навсегда, хотя утро-то уже наступило, Ги де Бротонн уковылял в собственную комнату, где рухнул на кровать, прямо в свадебном костюме, и немедля погрузился в пьяный сон. Когда в середине дня наконец проснулся, он лишь крайне смутно помнил предшествующие события. Даже тот факт, что он женат, казался ему едва ли не неожиданностью, хотя он был совершенно уверен, что своими правами не воспользовался.

Ле-Прьёре, Ванве

Кот-д’Ор, Бургундия

1

По возвращении из короткого бессмысленного свадебного путешествия в