Мари-Бланш - Джим Фергюс

двумя детьми, включая недоумка Элуа, давнишнего ее поклонника.

Второй ребенок Рене, сын, родился в марте следующего, 1922 года. Нареченный Тьерри де Бротонном, а прозванный Тото, младший братишка Мари-Бланш был младенец смуглый, кудрявый, веселый. Не в пример сестре и к большому облегчению матери, он не унаследовал крупный бротонновский нос, и Рене любила его куда больше, чем дочку. Хотя она стала несколько более заботливой матерью, отношения с мужем не наладились, и Рене как никогда много времени проводила в Париже, иногда забирая с собой гувернантку и детей.

Однажды вечером в Париже, через десять месяцев после рождения Тото, Рене отправилась на костюмированный бал и ради такого случая достала свой старый костюм придворного негритенка-пажа времен Людовика XV и сделала черный грим. А поскольку она славилась в обществе как прекрасная танцорка, мужчины, что молодые, что старые, в тот вечер, как всегда, наперебой приглашали ее танцевать.

Солидную часть заемного удовольствия костюмированных балов составляют иллюзия собственного инкогнито и инкогнито партнера по танцам, а вдобавок возможность анонимных проступков, что вызывало у Рене особый эротический восторг. Четверо мужчин, которых она не узнала, выступали тем вечером в ролях д’Артаньяна и трех мушкетеров — все в алонжевых париках, с наклеенными бородками и усами, в бриджах, высоких кожаных сапогах, колетах, плащах и широкополых шляпах с перьями, со шпагами в ножнах на перевязи. Рене танцевала с одним из них, который представился Атосом, затем с Портосом и, наконец, с Арамисом, каждый сделал с нею тур на танцполе. Наконец настал черед д’Артаньяна, и три мушкетера, разыгрывая яростную ревность, атаковали его, устроив бой на шпагах. Все четверо фехтовали превосходно и явно были хорошими спортсменами, а шуточная схватка была прекрасно отрепетирована и поставлена как театральный спектакль. Остальные гости с восхищением перестали танцевать и расчистили место, смеясь и подбадривая фехтовальщиков.

Тот, что представился Портосом, нанес удар по левому плечу д'Артаньяна, рука которого вдруг отделилась от тела, — окружающие ахнули, но тотчас разразились громким смехом, когда она стукнула об пол и все поняли, что это просто деревяшка. Снова заиграл оркестр, д’Артаньян другой рукой подхватил Рене и закружил по танцполу.

— Вот так, дорогая, я на самом деле остался без руки, — шепнул он на ухо Рене.

Эта реплика заставила Рене замереть посреди танца и отпрянуть. Хотя лицо партнера было скрыто под длинным париком, бородкой и усами, а шляпа надвинута низко на лоб, она посмотрела ему в глаза и тотчас его узнала.

— Пьер де Флёрьё, черт!

Он рассмеялся.

— Ах, Рене де Фонтарс, я бы узнал негритенка-пажа где угодно.

— Какой стыд! Я совершенно не ожидала, что кто-нибудь на этом бале был и на новогоднем празднике в канун восемнадцатого года в «Кафе-де-Пари», иначе надела бы костюм пооригинальнее. Но этот лежал в чемодане и по-прежнему подходит.

— Он очень вам идет, дорогая. И оживляет прекрасные воспоминания о нашей любви. Давайте танцевать, как в ту ночь, когда падали бомбы. — Де Флёрьё снова подхватил ее и повел по танцполу.

— Вы всегда были прекрасным партнером. И сейчас тоже. Кстати, теперь я — Рене де Бротонн.

— Ах да, конечно. Поверьте, я следил за вами все эти годы, дорогая. Вы рады замужеству и материнству?

— Даже меньше, чем ожидала, — призналась Рене.

— Я же говорил, вам надо было выйти за меня.

— Я не могла. И все вам объяснила, Пьер. Я дала слово отцу на его смертном одре.

— Да, и вы сдержали свое слово. Но вы же не обещали остаться с де Бротонном навсегда. У меня в делах блестящие перспективы, дорогая. Я работаю с Андре Ситроеном, занимаюсь открытием оптовых продаж автомобилей в Румынию, Турцию, Египет, Югославию[16] и Грецию. Надеюсь, наше предприятие ожидает большой успех. С теми деньгами, какие я теперь зарабатываю, я делаю полный ремонт замка Марзак. Жду не дождусь, когда вы его увидите.

— Вы так говорите, словно мы уже вместе.

— Да, ведь так оно и есть.

Этого оказалось достаточно, чтобы любовь Рене и Пьера вспыхнула вновь и они признали, что с первой встречи им суждено быть вместе и ничто не может их разлучить. Она сдержала клятву, данную отцу. Два месяца спустя Рене ушла от мужа, Ги де Бротонна, оставила детей — двухлетнюю Мари-Бланш и годовалого Тото, — сбежала к очаровательному однорукому Пьеру де Флёрьё.

КНИГА II

МАРИ-БЛАНШ

1920–1966

Ле-Прьёре

Ванве, Кот-д’Ор

Апрель 1920 г

1

Я отчетливо помню свое зачатие, происшедшее во время первого короткого супружеского акта моих родителей на кровати с балдахином, на белых простынях с кружевами, теплой бургундской ночью весной 1920 года. Пьяная сперма папà, семя моей погибели, сталкивается с холодной и равнодушной яйцеклеткой мамá. И от этого единения появляюсь я. Какие шансы у такого потомства?

Относительно того, кто мой отец, вопросов никогда не возникало, потому что я унаследовала крупный галльский нос отца, Ги де Бротонна, который постоянно напоминал моей матери об их коротком несчастливом браке, и она никогда не простила мне этого — ни брака, ни сходства. Одна из вечных загадок детства, преследующая нас на протяжении всей жизни: нас зачастую винят в ошибках родителей, корят за их неудачные браки, за наследование той или иной физической особенности, даже за наше рождение, будто мы просто в силу самого нашего существования соучаствовали в том опустошении, какое они учинили в собственной жизни.

Чтобы раз и навсегда истребить последний след первого мужа, мамà, когда мне сравнялось шестнадцать, отправила меня в Цюрих, в частную клинику, где знаменитый пластический хирург урезал мой отцовский нос до более женственных размеров. В ту пору я была еще по-детски наивна и втайне надеялась, что мамà будет больше любить меня, если я стану меньше похожа на папà.

Мои родители обвенчались 28 января 1920 года в парижской церкви Святого Августина, и на церемонии присутствовали многие знатные семейства Франции. Брак устроили родители, и особой симпатии, а тем паче любви жених и невеста друг к другу не питали. На свадебном банкете мой отец Ги напился с друзьями, мать же, у которой друзей было мало, провела вечер среди своей родни — кузенов, теток и дядьев. Сохранилось лишь одно свадебное фото невесты, папà на нем отрезан ножницами, и точно так же мамà отрезала его от своей жизни. Рене в своем свадебном наряде выглядит весьма несчастной. Той ночью, когда пьяный жених воинственно ломится в комнату невесты, он находит дверь на