Гражданская война. Миссия России - Дмитрий Абрамов

* * *

Ракеты вспыхивали и искрились в высоком, бездонном, темном августовском небосводе. Вспыхивали ярче звезд Млечного пути, вызвездившего ночное, южное небо мириадами звезд и светящихся туманностей. Полынно-сухой аромат отцветших и семенившихся степных трав, акаций, треск цикад, стрекот саранчи наполняли воздух, заглушая вторившие им редкие пулеметные очереди и винтовочные выстрелы. Ракетницы вспыхивали, на несколько мгновений озаряли округу, отражаясь в водах величественного и уже неторопливого в этих местах Днепра, быстро тускнели, падая вниз. Порой яркая звезда, срываясь с небосклона, искрила и чертила небо, подобно ракетнице. Полоснув черноту, быстро гасла в недрах околоземного пространства. А Млечный путь все светил, светил, как и сто, и тысячи лет назад, медленно, незаметно для человеческого глаза разворачиваясь в бездонности Космоса, как стрелки часов на циферблате. Но так казалось людям, которые не спали, а смотрели на небо из окопов или пулеметных гнезд, передергивая затворы, сидели в секретах или стояли на часах, готовые открыть огонь в любую минуту, ползли в разведку, ощупывая кинжалы, штык-ножи и шашки, чтобы брать языка или узнать что-либо о расположении противника.

– Боже мой, как же величественно ночное августовское небо! Млечный путь – следы Господа Бога – шествия Творца во Вселенной! Красота-то какая! А запах в воздухе какой! – подняв глаза вверх и потянув носом, тихо произнес есаул Алексей Пазухин, что со своими разведчиками-пластунами полз под колючую проволоку в расположение красных. Перед колючкой разведчики замерли.

– Не возьму я в толк, вашбродь, отчего во Святем писанье глаголемо, де, сотворил Господь «земную твердь и Твердь Небесную», – услыхав слова есаула, так же тихо вопросил лежавший рядом немолодой кубанский казак-пластун, поднявший глаза к небу, сняв папаху и отряхнув былинки с бороды и усов. – Истинно сказано – «Твердь». Дак не уясню, пошто ж пояс энтот звездный на небеси был в вечерях почти вдоль, а зараз за полуночь – поперек. Ну, мать сыра-земля – ясно – твердь, хочь ты ее паши, хочь скачи по ей, хочь копай, хочь шо.

– Это, Панасенко, – целая наука! Астрономия называется, – тихо отвечал Пазухин. – Она Божий промысел не отрицает, но изучает и разъясняет устройство мира – то бишь Вселенной. Пояс этот звездный, называемый Млечный путь, – наша Галактика. Ну, скажем, как твоя хата в станице, так это наш дом во Вселенной.

– Дак чего ж ён кружить-то? Ведь Твердь есть! – спросил вновь казак.

– То не Млечный путь кружит. То Земля наша вокруг Солнца кружит и вокруг своей оси, как колесо на оси в арбе. Но и Солнце то – звезда, как и миллионы других звезд в нашем Млечном пути, тоже кружит, вращается вокруг центра его. А сам Млечный путь движется куда-то от центра Вселенной, а может, и по кругу. Того наука еще не знает, но знает лишь сам Господь Саваоф. Мы ж своим глазом человеческим того видеть не можем, а лишь порой замечаем изменения в положении звезд на небе. Понял ли? – переспросил Пазухин.

– Не понял, вашбродь. Как же внять, коли сказано: «Твердь»?

– «Твердь небесная» – то Вселенная целиком, но внутри-то тверди все движется, – с улыбкой на губах тихо отвечал Алексей. – Ну, как если посмотреть на Днепр. Воды его у порогов бегут стремительно, а в этих местах плавно. Ну, попробуй ты, хоть здесь поверни реку вспять. Сможешь ли? Смогут ли тысячи и миллионы людей?

– Не можно, вашбродь! Внял аз, – сдавленно, но соглашаясь с есаулом, подтвердил изумленный кубанец.

Казаки принялись тихо резать колючую проволоку ножницами по железу. Как стали срезать вторую линию – загремело, зазвякало.

– Опять банки! Пустые банки с-под консервов и дырявые котелки навешали! У-у суки! Кто-то, видать, еще в германскую насмотрелся… – злобно прошипел Пазухин.

Не успел он это произнести, как методично и злобно зарокотал пулемет, а пули взрыли сухую землю и осыпали разведчиков комьями земли. Панасенко негромко застонал и припал лицом к земле, сжимая кисти рук в кулаки, срывая ими сухие стебли трав.

– Жив ли, казак? – тихо и с тревогой спросил есаул.

Тот не отвечал.

– Эй, хлопцы, уходим. Тут не пройти – пулеметы. Бери Панаса под руки. Тащим его назад с собой. Там разберемся, живой ли, нет, – тихо скомандовал Пазухин.

«Боюсь, отвоевался ты, казак. Да и мы уж, видится, отвоевались», – подумал про себя Алексей и сам незаметно для себя перекрестился.

* * *

12 августа войска Западного фронта Михаила Тухачевского перешли в наступление, целью которого был захват Варшавы. Состав Западного фронта: 3-й кавалерийский корпус Гая; 4-я армия А. Д. Шуваева, начштаба – Г. С. Горчаков; 15-я армия Августа Корка; 3-я армия Владимира Лазаревича; 16-я армия Николая Соллогуба; Мозырская группа Тихона Хвесина.

Двум фронтам РККА противостояли три польских. Северный фронт: ком. – генерал Юзеф Халлер; 5-я армия генерала Владислава Сикорского; 1-я армия генерала Францишека Латиника; 2-я армия генерала Болеслава Рои.

Центральный фронт: ком. – генерал Эдвард Рыдз-Смиглы: 4-я армия генерала Леонарда Скерского; 3-я армия генерала Зигмунта Зелинского.

Южный фронт: ком – генерал Вацлав Ивашкевич; 6-я армия генерала Владислава Енджеевского; армия УНР генерала Павленко.

Численность польских и советских войск по данным разных источников во многом не совпадает. Можно лишь с уверенностью сказать, что силы противников были примерно равны и не превышали 200 тысяч бойцов с каждой стороны.

План Михаила Тухачевского предусматривал форсирование Вислы в нижнем течении и атаку на Варшаву с запада. Согласно некоторым высказанным предположениям, целью «отклонения» направления удара Красной армии на север был скорейший выход к германской границе, что блокировало бы Польшу со стороны Балтийского моря и лишило бы ее помощи Запада. Две стрелковые дивизии РККА 13 августа нанесли удар под Радимином (в 23 км севернее Варшавы) и овладели городом. Затем одна из них двинулась на Прагу (правобережная часть Варшавы), а вторая повернула направо – на Непорент и Яблонну. Польские силы отошли на вторую линию обороны.

Но уже в начале августа польско-французским командованием был окончательно оформлен план контрнаступления. Отечественный историк советско-польской войны Н. Какурин, разбирая историю разработки данного плана и вносимые в него изменения, отмечает значительное влияние французских военных специалистов на подготовку его окончательного варианта. «Можно считать, что окончательно план действий в польской главной квартире оформился только 9 августа. Он являлся плодом коллективного творчества маршала Пилсудского, генерала Розвадовского и генерала Вейганда. Первому из этих генералов принадлежала техническая обработка плана, второй являлся автором весьма важных корректив, внесенных в первоначальный план действий. Поэтому можно считать, что окончательный план действий польского главного командования от 9 августа является симбиозом оперативных идей маршала Пилсудского и генерала Вейганда, но отнюдь не плодом самостоятельного оперативного творчества первого, как это можно было бы подумать на основании книги Пилсудского „1920 год“… Обращаясь к анализу плана противника, отметим еще раз, что он включал в себя элементы исключительного риска и явился плодом коллективного творчества при весьма солидном участии в нем Вейганда. Вмешательство Вейганда, во-первых, расширило и уточнило его рамки, дало ясную целеустановку, активизировало весь план и созданием северного ударного крыла несколько смягчило тот риск, которым был преисполнен первоначальный замысел Пилсудского… Основываясь на собственном признании Пилсудского, мы склонны считать первоначальный вариант его решения от 6 августа скорее жестом отчаяния, чем плодом здравого расчета. Кроме ближайшей цели – спасения Варшавы какой угодно ценой, – Пилсудский ничего не видел…», – писал Какурин. Победоносное движение Красной армии явно отрезвило главу польского государства и заставило его скорректировать аппетиты польской военно-политической и общественной элиты.