Семья Мускат - Исаак Башевис Зингер

Вслух же она сказала:

— Дождись меня. На перекрестке Крохмальной и Гнойной. Знаешь, где это?

— Да.

— Я сейчас приду. Выхожу.

Она хотела было повесить трубку, но пальцы застыли и не разжимались; прошло не меньше минуты, прежде чем ей удалось опустить ее на рычаг. Слава Богу, что Фишла нет дома. Она вернулась к себе в комнату и открыла комод. Господи, наконец-то этот день настал! Она окинула взглядом свой гардероб. Одни зимние вещи; летние платья в Юзефуве. Из буфета она достала черный пояс. Надела соломенную шляпу с широкими полями. Где ключ? Где сумка? Она решила выключить газовую колонку, но не смогла дотянуться. Ладно, пускай горит. Вышла из квартиры и захлопнула за собой дверь. Пустилась бежать по темной лестнице, но потом пошла медленнее. Осторожнее, не упасть бы. Боль в левой груди. Лишь бы не умереть до встречи на Крохмальной! Прошла мимо лавки Фишла. Стеклянные двери уже заперты, но внутри светло. Тусклый свет падает на грязные стены, каменный пол, на бочки и кадки, на жестяные контейнеры. Фишла видно не было. Наверно, где-то в заднем помещении. На Гнойной было полно народу. Мелькали, прячась в тени, лица прохожих. Продавцы газет вновь выкрикивали последние новости. Адасе бросились в глаза гигантские буквы на первой полосе, но разобрать, что было написано, она не успевала. Как люди хватают газеты! Как ловко мальчишка отсчитывает сдачу! На тротуар упала монетка; слышно было, как она зазвенела. Ее обогнал, сгибаясь под огромным грузом, носильщик. Сквозь толпу, в пестрой рубахе и длинных подштанниках, с подносом свежеиспеченных пирожков, протискивался рассыльный из булочной. Кто рассыпал по тротуару яблоки? Полицейский. Он тыкал носком сапога в корзину, а торговка яблоками громко голосила. На яблоки накинулась детвора. Адаса быстрым шагом дошла до конца Крохмальной. Асы-Гешла на перекрестке не было. Уж не придумала ли она себе все это?! И тут она его увидела. Такого, как раньше, и все же изменившегося. Стал выше, как-то значительнее. И вид иностранца.

— Адаса!

— Аса-Гешл!

И оба вдруг замолчали.

С минуту она стояла в нерешительности. А затем обняла его. Лицо у нее было горячим и влажным. Она поцеловала его в щеку, он ее в лоб. Соленый привкус ее губ. Прохожие останавливались, смотрели на них во все глаза. Они находились неподалеку от лавки Фишла, но сейчас ей это не пришло в голову. Она взяла его руки в свои.

— Пошли.

— Куда?

— Пойдем со мной.

— Поедем в Юзефув?

Адаса не отдавала себе отчета в том, что говорит, о чем он ее спрашивает.

Мимо проехали дрожки. Она махнула рукой, и кучер остановил лошадь. Аса-Гешл, хоть и не сразу, сел в дрожки с ней рядом. Кучер обернулся:

— Куда едем?

— Езжай вперед, — сказала Адаса. — Все равно куда.

— В Лазенки?

— Да.

Кучер развернул лошадь. Адаса потеряла равновесие и, качнувшись, схватила Асу-Гешла за рукав. Все вертелось перед глазами — небо, дома, уличные фонари.

— Когда ты приехал?

— В понедельник. Сегодня.

— Сегодня среда.

— Я был в Свидере. У ее матери. То бишь у ее отчима.

Адаса молчала; казалось, она ищет какой-то тайный смысл в том, что он только что сказал. Она словно забыла, что в Польшу он вернулся с Аделе, что Роза-Фруметл живет со своим новым мужем в Свидере.

— Теперь мы будем вместе. Навсегда.

— Да. Навсегда.

— И никто нас не разлучит.

— Никто.

Дрожки качнулись, будто покатились под гору. Они проезжали мимо Саксонского сада. Сквозь густую листву пробивался, то вспыхивая, то угасая, свет с улицы. В небе мерцала звезда, рядом зажегся серп месяца. По этой дороге Адаса проезжала всего несколько часов назад; теперь же все здесь стало другим: другие улицы, другие фонари, другие деревья. Дрожки катились вперед, едва поспевая за луной. Круп лошади равномерно поднимался и опускался. Две девушки несли огромные букеты цветов. Боже, сколько мошкары летает вокруг фонарей! И какие тени они отбрасывают! И как душисто пахнут акации! «Это самый счастливый миг моей жизни», — подумалось Адасе. И тут только она вспомнила, что встретиться они договорились в Юзефуве.

— Ты был в Юзефуве?

— Дважды. Служанка сказала мне, что ты уехала.

— Я ждала тебя.

— Не понимаю. Почему ж не дождалась?

— Потому что… не важно. Теперь мы ведь вместе. До смерти.

— Если меня не заберут в армию.

— О Боже, только не это. Сними шляпу. Я хочу тебя видеть.

Она сняла с него шляпу. Шляпа упала, и она нагнулась ее подобрать. Нагнулся и он. Дрожки качнуло, и на какую-то долю секунды оба они словно повисли в воздухе, а затем чуть не свалились на пол. И при этом продолжали крепко держаться за руки. Кучер натянул поводья, дрожки встали. Он повернулся и, сдвинув фуражку набок, поглядел на них с добродушной терпеливостью человека, который привык к дурачеству влюбленных — особенно погожим летним вечером.

— Осторожней, — сказал он. — Так и выпасть недолго.

Адаса окинула его сияющим взглядом.

— Простите нас, — сказала она. — Мы просто очень счастливы.

3

Дрожки повернули на Маршалковскую и миновали Венский вокзал. Часы на здании вокзала показывали без четверти одиннадцать, однако привокзальная площадь была оживленна, как днем. Трамваи были забиты до отказа. Дрожки катились во все стороны. По тротуарам сновали пешеходы. Мужчины в светлых костюмах и соломенных шляпах прогуливались, помахивая тросточками, с девушками в пестрых платьях, белых перчатках и шляпках, украшенных цветами или вишнями. При свете электрических фонарей обнаженные руки и шеи красоток казались лиловыми. Под широкими полями шляпок и вуалями глаза их излучали желание. Асе-Гешлу ни разу не приходилось видеть Варшаву летом. Город показался ему больше, чем он был на самом деле, богаче, элегантнее. Из Швейцарии он уехал всего две недели назад, однако его не покидало чувство, что путешествует он уже не один месяц. С тех пор как он побывал в Малом Тересполе, он не спал ни одной ночи. Сначала они долгое время находились в пути, бесконечно пересаживаясь из поезда в поезд, из повозки в повозку. Потом ночевали в гостинице на Налевки и всю ночь, до самого рассвета, ссорились. В результате, он согласился поехать с Аделе в Свидер, где ее мать жила со своим новым мужем Волфом Гендлерсом. Не успели они приехать, как Роза-Фруметл принялась его распекать. С Аделе случилась истерика. Не преминул высказать ему свое недовольство и Волф Гендлерс.

В Юзефув к Адасе он ездил дважды. В первый раз не сумел найти ее дачу. Во второй — сторож сообщил ему, что Адаса уехала. По возвращении в Свидер он обнаружил, что Аделе выходит из соседнего вагона. По всей вероятности, она за ним следила. Прямо на перроне она вцепилась ему в локоть и подняла крик: «Теперь я все знаю! Мерзавец!» Она визжала и истошно рыдала. Он бросился бежать и бежал до самого Фаленица, а там сел в варшавский поезд. С вокзала он позвонил Адасе домой, но к телефону никто не подошел. Тогда он поехал к Гине. Гина встретила его очень тепло и, поскольку все комнаты у нее были заняты, отвела его на квартиру, где жили две девушки-портнихи, и они согласились сдать ему комнатку без окон.