Обманутая - Шарлотта Линк

Укрытой в тихой гавани.

Может, отец и подозревал, как ей тоскливо. Остальные в большинстве своем считали ее хмурой, замкнутой личностью, которой не нужны были никакие отношения. Которая так дорожила своим одиночеством, что не желала общества других людей. Кейт знала об этом из разговоров коллег, которые и не пытались что-то от нее скрыть. У них сложился вполне конкретный образ, с которым Кейт в действительности не имела ничего общего.

Калеб Хейл. Вероятно, ей следовало проехать до самого Ливерпуля, за пределы Скарборо, отдалиться от Калеба, чтобы понять и признать, как ее тянет к нему. Кейт сама не знала, как это произошло, – чувство не возникло мгновенно, скорее нарастало постепенно. С самого начала Калеб показался ей интеллигентным и милым. И довольно привлекательным. Он олицетворял тот образ мужчины, который Кейт лелеяла последние двадцать лет. Такие всегда отличались приятной наружностью, и уже поэтому у нее не было шансов. Эти мужчины играли в другой лиге. Такие не привыкли замечать серых мышей, которые вздыхали по ним в отдалении, отчаянно и неуклюже пытаясь привлечь к себе их внимание. Они предпочитали равных себе – красивых, успешных и уверенных в себе женщин.

Не таких, как Кейт. Боже упаси.

Но Калеб… Калеб не только хорошо выглядел и пользовался успехом. Он не всегда был победителем. У него за плечами были и тяжелые моменты. Человек не становится алкоголиком, если в жизни у него все ладится. Гладкая карьера в полиции, высокие показатели в профессии, приятная внешность – это только видимость. Наверняка имели место и переломы. Калеб пил так, что от него сбежала жена. И сумел остаться в должности, только пройдя курс терапии.

Калеб Хейл знал, каково быть проигравшим.

Возможно, в этом и заключался ее шанс. У них было нечто общее. Они оба знали темную сторону жизни – и далеко не все в ней шло гладко. Для Кейт жизненные неурядицы обернулись полной социальной изоляцией. Для Калеба – алкогольной зависимостью.

Кейт устремила взгляд поверх реки. Здания на другом берегу расплывались в дымке знойного дня. Она не пыталась что-либо разглядеть и на мгновение даже отбросила мысли о Нормане Доурике и обо всех связанных с ним вопросах и проблемах. Она целиком отдалась моменту, ощутила тепло древесной коры, подставила лицо солнцу, почувствовала запах воды и водорослей вперемешку с ароматом скошенной где-то поблизости травы. Впервые со дня смерти отца Кейт сумела расслабиться и почувствовала внутреннюю гармонию. По крайней мере, в этот краткий миг. Она знала, что напряжение, тревоги и печали вернутся, но уже эти полчаса на берегу реки Мерси в Ливерпуле стали для нее большим шагом вперед. Это был первый шаг, и дверь едва приоткрылась перед ней. Кейт задумалась, было тому причиной ее чувство к Калебу или поездка в другой конец страны. Или все дело просто в солнечном дне. Она решила, что раздумывать над этим не имеет смысла. Вероятно, сыграло роль всё вместе.

Кейт поднялась и взглянула на часы. Половина пятого. Времени вполне достаточно, чтобы совершить нечто необычное.

Возвращаться в отель не было никакого желания, и ей показалось, что будет неплохо в виде исключения потратить на себя время и деньги. Кейт мало что позволяла себе. Возможно, если она проявит к себе больше снисходительности, это положит начало – начало масштабным переменам.

Кейт решила, что сходит в парикмахерскую и сделает новую прическу. Может, даже осветлит и покрасит в медь несколько локонов. Это решение было нацелено в том числе и на Калеба, но Кейт пока не хотела в этом признаваться.

В соответствии с регламентом, эксгумировать человеческие останки из могилы в саду и передать их судмедэкспертам могли сотрудники полиции Нортумбрии. Вероятность, что эти останки принадлежат Нилу Кортни, владельцу фермы, была высока, но подтверждение этому пока не имелось. Кроме того, следовало выяснить причину смерти.

Калеб и Джейн вернулись в Скарборо, в то время как Роберт остался ждать результатов экспертизы, чтобы иметь непосредственный доступ к новой информации. Джейн тем временем изучила все письма, добытые из почтового ящика на въезде, и сделала интересный вывод.

– У него был открыт счет в местном банке. И к началу месяца на него еще поступает пенсия. Значит, официально Нил Кортни еще жив – если это действительно он похоронен в саду. Впрочем, вероятнее всего, так оно и есть.

Они сидели в кабинете Калеба. Наступил вечер, но за окном было еще светло; небо отливало синевой, в воздухе ощущалось тепло. В такой вечер приятнее было бы прогуляться или посидеть на веранде какого-нибудь паба за кружкой темного пива. Однако они дожидались звонка от Роберта. Покидать участок не имело смысла – слишком велико было их напряжение.

– Кто-то закопал Кортни в саду и не сообщил о его смерти, – заключил Калеб.

Он поигрывал обломанным карандашом. На столе перед ним стоял целый стакан таких поломанных карандашей. Джейн давно заметила, что заточить их у Калеба редко доходили руки.

– Тот, кто перед этим убил его? – продолжал он рассуждать.

Джейн покачала головой.

– Этого мы пока не знаем. Но вот что интересно: еще две недели назад со счета регулярно снимали деньги. Я, конечно, не эксперт, но тело, которое мы нашли, пролежало там несколько месяцев, не меньше. Значит, кто бы ни снимал деньги со счета, это явно был не Кортни.

– Это мог быть только один человек, – сказал Калеб. – Тот, кто присвоил имя Нила Кортни. Денис Шоув. Его сводный племянник, или кем он там ему приходится. Это объяснило бы, почему он рассказал Терезе Малиан про наследство. Он не работал, но при этом регулярно получал доход, и ему нужно было как-то объяснить это. Конечно, на такую скудную пенсию не разживешься, но поскольку Денис – по показаниям Хелен Джефферсон – жил преимущественно за счет Терезы, дела его были не так уж плохи.

Джейн кивнула.

– Все сходится. Могу предположить, что именно он так усердно искал в доме, – карточку Кортни. Конечно, ему понадобился пин-код, но цифры наверняка были где-то записаны. Затем он закопал Кортни в саду, чтобы никто случайно не узнал о его смерти, и убрался вместе с картой. А так могло продолжаться довольно долго, поскольку этот несчастный, по всей вероятности, жил крайне уединенно. Возможно, прошли бы годы, прежде чем кто-то что-то заподозрил бы.

– Единственный, кто там регулярно бывал, это почтальон, – сказал Калеб. – И его, похоже, не сильно удивлял тот факт, что в почтовый ящик никто не заглядывает.

Он произнес это с грустью в голосе, да и настроение было под стать. Подобные истории неизменно его удручали. Тяжело было видеть, как безразличны люди. Неужели почтальону было так трудно проявить внимание и узнать, всё ли в порядке у одинокого старика? Закон к этому не обязывал, оставалось уповать лишь на мораль. А это качество у человека либо есть, либо отсутствует. Вообще складывалось впечатление, что люди все реже обременяли себя подобными переживаниями.

Джейн вступилась за безымянного почтальона.