Колдун и Сыскарь - Алексей Евтушенко

— Как ты это сделал, Вилимович? — спросил почти весело.

— Что именно, Пётр Алексеевич?

— Что меня блевать не тянет и ноги держат. Словно и не смотрел в твою луну.

— Она не моя, государь. Не знаю как. Может, просто ночь такая удачная выдалась. Бывает. — Брюс налил рому и себе, посмотрел на Петра, тот утвердительно наклонил голову, налил ещё и ему. Молча чокнулись, выпили. Пётр плеснул в лицо той же лунной водой из кадушки, опустил рукава, вытер правым лицо.

— Ну, раз удачная, надо действовать, — сказал Пётр. — Скажи своему Евсею, пусть зовёт капитана-поручика Воронова, он внизу дожидается. Как чувствовал я, прихватил его с собой. И с ним полтора десятка донцов. Таких, что на одном кураже чёрта достанут и на аркане притащат.

— Так что ты видел, Пётр Алексеевич?

— В Люблино они все. Знаешь такую деревеньку под Москвой?

— Что-то слышал…

— Там у них гнездо колдовское. Дарья и этот… управляющий князя Василия Лукича… — Пётр нетерпеливо щёлкнул пальцами.

— Харитон, — подсказал Брюс.

— Он. И с ними ещё двое, я так и не понял кто. Сидят все в подполье, связанные. А наверху им смерть готовят по какому-то древнему обряду. Ты был прав. Судя по тому что я видел и слышал, это последователи нашего колдуна. Возможно, его подельники и ближайшие соратники…

Разговаривая, они покинули тайный кабинет (Пётр на ходу натянул камзол), прошли коридором и лестницей в залу, где уже — весь нетерпение и готовность действовать — в ожидании императорского приказа расхаживал взад-вперёд молодой капитан-поручик Преображенского полка Сергей Воронов.

— Деревню Люблино знаешь? — коротко осведомился Пётр.

— Точно так, государь, знаю!

— Бери казаков и летите туда. Пулей. Задача — освободить пленников, а также имать и доставить сюда, в Сухареву башню, следующие личности. Запоминай описание…

Спасибо опыту и хорошей реакции.

Прежде чем в глазах бородатой личности появился малейший проблеск мысли, Сыскарь ухватил мужика за запястье, дёрнул на себя и коротким тычком щепотью в горло выключил ему голос вместе с сознанием.

Горящий огарок выпал из враз ослабевшей руки, но был ловко подхвачен внизу Симаем.

На то, чтобы разоружить незадачливого стража (топор за поясом, нож в голенище), связать и заткнуть ему кляпом рот, много времени не потребовалось, и уже через пару минут они оказались в сенях, сунули свечной огарок на крышку какого-то сундука, чтобы не занимать руки, и, плотно прижавшись спинами к стене по обе стороны от двери, пытались разобрать, что за ней происходит. Это была единственная дверь и единственный выход из сеней, поскольку в маленькие оконца, расположенные под самым потолком, влезть могла бы разве что кошка.

Звуки, производимые кем-то за дверью, плохо поддавались идентификации. Во всяком случае, Сыскарь не мог этого сделать. Странные шорохи, невнятные далёкие голоса, какое-то то ли позвякивание, то ли постукивание…

— Петро! — неожиданно близко и громко — так, что Сыскарь невольно вздрогнул, рявкнули по ту сторону двери. — Что б тебя дождь намочил! Ты что там, уснул? Хозяин пленников требоват. Давай скорее!

Сыскарь поймал взгляд цыгана и провёл пальцем по горлу. Тот отрицательно покачал головой, показал на обух топора, затем легко хлопнул себя по затылку. Андрей кивнул, соглашаясь. Дверь и впрямь была низкой, так что человек, решившийся в неё войти, поневоле бы согнулся. Очень удобно бить его в таком положении обухом топора. А резать горло, наоборот, не слишком удобно.

Так и произошло.

Мужик потянул дверь на себя, та со скрипом открылась и тут же в проёме показалась склонённая кудлатая голова.

Симай ударил коротко и резко.

Кудлатый, не издав ни оха ни вздоха, молча, словно куль с мукой, повалился на пол.

У него за поясом обнаружились оба пистолета Симая. «Эх, ещё бы мой „Грач“ отыскать — и совсем будет хорошо», — мелькнула у Сыскаря мысль. Но ладно хоть эти пока. И то, что Симай показывал, как пользоваться. Наука лишней не бывает.

Мужика связывать не стали. И так было понятно, что после удара жертва очухается не скоро, а времени, чтобы оставаться незамеченными, у них, можно сказать, уже не было — это чувствовали оба.

Им, однако, продолжало везти.

Комната за дверью оказалась пуста. В маленькое окошко безголосой раненой птицей бились красноватые сполохи — во дворе пылал то ли большой костёр, то ли маленький пожар. Этого малого света хватило, чтобы разглядеть стол у стены, на котором Сыскарь быстро и радостно нашёл то, что было у него отобрано, пока он валялся в отключке: верный «Грач» в подмышечной кобуре, телефон, часы и перочинный нож. Видимо, предметы эти показались главарю бандитов настолько странными, что он до поры до времени не стал их присваивать сам и другим запретил под страхом отрезать уши в случае чего.

Что ж, нам только лучше, подумал Сыскарь, ощутив в руке привычную грозную тяжесть «Грача». Ну, ребятки, теперь я вам точно не позавидую. Идиоты. Надо было убивать нас сразу.

Они выскользнули из дверей на крыльцо, подобно двум ангелам мщения из высокобюджетного кинобоевика. Три ствола на двоих. Те, что кремневые, больше для испуга, на двадцати шагах уже попасть в кого-либо вельми трудно. Но вот «Грач»… При определённых обстоятельствах это серьёзный аргумент даже в двадцать первом веке. А уж в одна тысяча семьсот двадцать втором году подобный козырь и вовсе бить нечем. Разве что кинуться одновременно со всех сторон, не обращая внимания на убитых и раненых. Или хладнокровно поразить стреляющего в спину. Но для этого нужно обладать не только громадным численным преимуществом, но и храбростью на грани безумия. Потому что бросаться на человека, который из страшного оружия выпускает одну смерть за другой со скоростью воистину невозможной, — это нужно точно разум потерять.

И всё-таки они бросились. Но не сразу.

Сначала Сыскарь и Симай узрели следующую картину. Всю сразу и, тем не менее, в мельчайших подробностях. Так бывает, когда кровь готова закипеть от избытка адреналина, а возбуждённый опасностью мозг получает и обрабатывает любые объёмы информации в прямом смысле слова со скоростью мысли.

Большой костёр, полыхающий посреди двора. Слева от костра — десятка полтора-два мужиков и баб смотрят, как завороженные, на врытый в землю деревянный столб, к которому привязана обнаженная Дарья. Верхушка столба выполнена в виде головы старца с длинной бородой и усами. Так что и не столб это, а вроде как идол. Идол в виде столба, так можно сказать. Совершенно не понятно, откуда он тут взялся, идол этот, думает Сыскарь, ещё вечером его не было. Достали откуда-то из сарая и специально вкопали? Выходит, так.

Рядом с идолом на коленях Харитон со связанными за спиной руками. Одет. В шаге от Дарьи — человек с длинным ножом в руке, босой, в холщовых штанах и обнажённым торсом. Судя по мускулам, играющим под потной (пламя близко, жарко) кожей, не старый. Старается на Дарью не смотреть, но получается у него плохо — взгляд то и дело возвращается к обнажённому женскому телу. Понятно. Будь у Сыскаря и Симая время полюбоваться, они бы тоже не отказались, там есть на что посмотреть. Не дурак князь Василий Лукич, знамо, не дурак. Идол, обнажённая Дарья, Харитон и человек с ножом расположены сразу за костром, напротив крыльца. Небольшая толпа мужиков и баб, как уже было сказано, слева. А по правую руку — некто длинноволосый (распущенные прямые волосы достают, кажется, чуть ли не до задницы) в долгополом старинном кафтане стоит, воздевши руки и задравши голову к ночному небу. За его спиной полукругом — семеро. Шесть мужчин и одна женщина, в которой Сыскарь тут же узнаёт толстую и малоопрятную Устинью. А вот и Фрол рядышком с ней. Стоит смирно, только рыжая бородёнка топорщится. Муж и жена — одна сатана, так сказать. И впрямь, будь они одним ангелом, всё повернулось бы иначе.