Вокзал потерянных снов - Чайна Мьевилль

Крылья имели неправильные, беспорядочные формы, со множеством прихотливых струящихся изгибов; но правое и левое крыло представляли совершенную симметрию, как если пролить на бумагу чернила или нарисовать узор, а затем сложить ее пополам.

И на этих огромных поверхностях были видны темные пятна, примитивные узоры, которые как будто мерцали, в то время как Лубламай тупо смотрел, а Чай-для-Двоих, жалобно скуля, бился в двери. Это были полуночные, могильные, иссиня-черные, буровато-черные, красновато-черные тона. А затем узоры действительно замерцали, тени двинулись, словно амебы под увеличительным стеклом или масляные капли на воде, сохраняя абсолютную симметрию; узоры на правом и левом крыле совершали гипнотическое медлительное движение, которое постепенно ускорялось. Лицо Лубламая исказилось. Он чувствовал сильный зуд в спине, осознавая, что тварь находится прямо позади него. Лубламай обернулся, чтобы встать лицом к существу, и заворожено уставился на меняющие оттенки крылья.

…И Лубламаю уже не хотелось кричать, ему хотелось только смотреть, как эти темные символы кишат на поверхности крыльев, бурлят, словно ночные облака, отражающиеся в воде.

Чай-для-Двоих завопил. Он обернулся лицом к существу, которое спускалось по лестнице, по-прежнему расправив крылья. Затем движения узоров на крыльях захватили его сознание, и он застыл, открыв рот.

Темные разводы на этих крыльях совершали чарующий танец.

Существо принюхалось.

Бросив взгляд на Чай-для-Двоих, оно открыло пасть. Но это была слишком мелкая пожива. Тогда оно, не складывая гипнотических крыльев, повернулось к Лубламаю. Издало беззвучный голодный вой, которому тоскливо и жалобно вторила Искренность, и так уже полумертвая от ужаса. Барсучиха еще теснее прижалась к неподвижно стоящему чистильщику в углу комнаты, в линзах которого плясали зловещие тени.

Существо выделило слюну, а его крылья бешено затрепетали; и вот наконец изо рта твари показался чудовищных размеров язык, который потянулся вперед, без труда отбросив в сторону Чая-для-Двоих.

Крылатая тварь сжала Лубламая в своих голодных объятиях.

Кровавый закат отражался в каналах и сливающихся реках Нью-Кробюзона. Они тяжело несли свои алые воды. В одних местах приходила новая смена тружеников, в других рабочий день заканчивался. С заводов и контор к станциям потянулись толпы измученных плавильщиков, литейщиков, клерков, пекарей и грузчиков кокса. Платформы были переполнены шумливо переговаривающимися, курящими и выпивающими усталыми людьми. Паровые краны в Паутинном дереве продолжали работать ночью, выгружая экзотические грузы с иностранных кораблей. Со стороны реки и гигантских доков было слышно, как бастующие грузчики-водяные выкрикивают оскорбления людям, столпившимся на пристани. Небо над городом было затянуто тучами. Воздух полнился теплом, хмельное благоухание расцветающих деревьев сменялось зловонием фабричных отходов, густевших в вязких речных потоках.

Чай-для-Двоих пулей выскочил из складского помещения на Плицевой дороге. Заливаясь слезами и всхлипывая, как ребенок, он рванул в небо, высадив окно, и, оставляя след из крови и слез, зигзагами полетел в сторону Пинкода и Травяной отмены.

Через несколько минут вслед за ним взлетел еще один, более темный силуэт.

Только что вылупившееся существо, пригнувшись, выбралось через верхнее окно и прыгнуло в вечерние сумерки. На земле его шевеления были неуклюжими, каждый шаг — неуверенным. Но в небе оно парило легко. В движениях не было никакой нерешительности, одна величавость.

Неровные крылья складывались и расправлялись огромными неслышными взмахами, разметая в стороны мощные потоки воздуха. Существо кружило в небе, неспешно работая крыльями, с неуклюжей быстротой бабочки неся по воздуху свое грузное тело. Вслед за ним Кружились вихри, витал запах пота и каких-то нефизических эманаций.

Существо еще не обсохло до конца.

Оно было в восторге. Оно упивалось вечерней прохладой.

Внизу, словно кусок мертвечины, простирался гниющий город. Пернатое тело овевалось целым сонмом чувственных впечатлений. Звуки, запахи, свет проникали в еще темный разум синестетическими волнами, чужеродными ощущениями.

От Нью-Кробюзона поднимался густой дух добычи. Тварь была сыта, но изобилие пищи пьянило и будоражило; она глотала слюну и часто щелкала зубами…

Затем она нырнула вниз. Крылья хлопали и трепетали, пока она камнем падала на темные улицы. Ее хищное сердце подсказывало ей, что надо избегать ярких световых сгустков, беспорядочно разбросанных по городу, и искать более темные места. Высунув развевающийся по ветру язык, она почуяла добычу и неровными зигзагами устремилась вниз, в темноту кирпичных стен. Словно падший ангел, она упала в глубь кривого тупика, где у стены трахались проститутка со своим клиентом. Почувствовав рядом присутствие твари, они прекратили совокупляться.

Крики их были недолгими. Они стихли, едва тварь распахнула свои крылья.

С нетерпеливой жадностью тварь набросилась на них.

После она снова взмыла, опьяненная запахом. Она парила в поисках центра города, кружила, медленно приближаясь к гигантскому архитектурному массиву — вокзалу на Затерянной улице. Она упорно двигалась на запад, пролетая над Каминным вертелом и кварталом красных фонарей, над бесформенным пятном торговых палаток и мерзких лачуг, называемым Вороном. Позади нее, взвихряя воздух, словно ловя его в западню, возвышалось темное здание парламента и милицейские башни Страка и Барсучьей топи. Тварь неровными скачками летела над линией подвесной дороги, которая соединяла эти более низкие башни со Штырем, маячившим над самым западным ответвлением вокзала.

Летучая тварь устремилась ввысь, когда по воздушному рельсу стали проноситься вагончики. Какое-то время она барражировала в небе, зачарованно глядя на грохочущие поезда, уносившиеся прочь от вокзала, от этой чудовищной громадины.

Вибрации сотен регистров и тональностей манили тварь, в то время как она распространяла вокруг себя потоки силы, чувств и грез, которые усиливались кирпичными постройками вокзала и поднимались к небесам.

Несколько ночных птиц шарахнулись от таинственного существа, продолжавшего торить себе путь к темному сердцу города. Бродячие вирмы видели его странный силуэт и сворачивали прочь, выкрикивая ругательства и проклятия. В небе разносились рокот и жужжание дирижаблей, медленно плывших между облаками и городом. Они неуклюже поворачивались, когда мимо проносилась тварь, не замеченная никем, кроме одного механика, который не стал докладывать об этом, а лишь осенил себя религиозным знамением и шепотом попросил защиты у Солентона.

Влекомая потоком чувств, восходящим от вокзала на Затерянной улице, летучая тварь отдалась на волю этого мощного течения, пока не поднялась высоко-высоко над городом. Слегка качая крыльями, она медленно кружила, осваиваясь на новой территории.

Она запоминала извивы реки. Она чувствовала различные энергии, идущие от различных частей города. Она ощущала город как постоянно меняющийся поток. Как кладезь пищи. Как убежище.