Бааль Шем-Тов. Личность. Чудеса. Легенды. Учение хасидизма - Петр Ефимович Люкимсон

Бешт дал к посоху еще и свою шапку, и велел надеть ее на больного. И вот после этого парализованный поднялся и пришел на молитву. И прожил после этого случая еще десять лет в добром здравии.

Необходимо отметить, что в «Шивхей Бешт» две истории о парализованных никак не связаны, и автор этих строк услышал о такой связи на одном из фарбренгенов хасидов ХАБАДа. Поначалу эта связка показалась мне натянутой — с какой стати Бешту было лечить Б-гохульника. Но затем я увидел в ней некую завершенность сюжета: в конце концов Бешт ведь с самого начала лечил арендатора и отказался продолжить лечение лишь после того, как семья больного продемонстрировала неверие в его силу целителя. Но десять лет страданий он вполне мог счесть достаточным наказанием и совершить чудо исцеления — тем более впечатляющее, что, как известно, при лечении последствий инсульта фактор времени является решающим.

* * *

Известны также случаи, когда Бешт… не то, чтобы предсказывал человеку день его смерти, но пытался предупредить его, чтобы он успел завершить те или иные свои дела.

Так, к примеру, один из его учеников р. Лейб был известен тем, что каждый вечер тщательно анализировал прожитый день, отдавая отчет Всевышнему о том, что с ним произошло в течение дня; что он успел или, наоборот, не успел. В день своей смерти он, как обычно, утром пошел окунаться в микву, и, выходя из нее, встретило Бешта.

«Поспеши сделать свои дела!» — сказал ему Бешт, зная, р. Лейб старался во всех синагогах поспевать к провозглашению «Барху…» («Благословите…»), которым открывается основная часть молитвы и к «Кадош, кадош, кадош» — троекратному освящению Имени Всевышнего. В тот день из-за недавнего дождя на улицах стояла непролазная грязь; пешком ходить было невозможно.

Но р. Лейб понял намек, и потому разъезжал от одной синагоги к другой на телеге. В тот вечер он и скончался.

В связи со всеми этими историями невольно возникает вопрос не только об их достоверности, но и о том, насколько вообще те или иные практики Бешта совместимы с иудаизмом?

Нет ли в них элемента колдовства, или, употребляя любимое словечко Моше Росмана, «шаманизма», который строжайше запрещен Торой и характеризуется как «авода зара» — языческое служение? Где в деяниях Бешта кончается Каббала и начинается магия? И является ли эта магия «кошерной», то есть находится ли в рамках, разрешённых Торой?

Пожалуй, лучший ответ на этот вопрос дал Гершон Шолем. «Личность Исраэля Баал-Шем-Това как будто была создана с единственной целью приводить в замешательство теоретиков мистики, — пишет Шолем. — В его лице мы имеем мистика, чьи подлинные высказывания не оставляют сомнения в отношении мистической природы его религиозного опыта, и чьи ученики неуклонно следовали тем же путём. И однако он также истинный „Баал-Шем“, то есть владетель великого Имени Б-га, мастер практической каббалы, маг. Непоколебимая вера в силу святых имён преодолевает в его сознании разрыв между притязанием мага вершить чудеса своим амулетом или посредством других магических действ и мистическим восторгом, устремлённым на одного Б-га. В конце длительной истории еврейской мистики эти две тенденции столь же неразрывно переплелись, как и в начале, и во многих промежуточных состояниях её развития»[171].

* * *

Есть и немало рассказов о том, что Бешт обладал способностью не только узнавать о том, что происходит поблизости или вдали от него, но и тем, что сегодня назвали бы телепатией: он мог вступить в мысленную связь на расстоянии с тем или иным человеком и подсказать ему выход из положения.

Что интересно: в большинстве историй, связанных с телепатическими способностями Бешта, его отделяет от того, кому он приходит на помощь расстояние не более, чем в день пути, из чего пристрастный исследователь паранормальных явлений может сделать вывод, что расстояние, на которое Бешт был способен передавать мысли или, точнее, словно входить в голову другого человека, было все же ограниченным.

Одно из таких преданий рассказывает о том, как однажды жители некого литовского местечка послали представителя своего общины в Меджибож подробнее разузнать о Беште. Посланник местечка остался в городе на субботу, вечером направился в синагогу, послушал молитву Бешта — и был вне себя от восхищения. Но затем он решил проследить, как ведет себя Бешт в быту — действительно ли он такой святой, как о нем говорят?

После молитвы он незаметно последовал за Бештом, и увидел, как Бешт, едва войдя во двор накинулся с грубой бранью на своего работника, требуя, чтобы тот пошел к лошадям, так как одна лошадь задыхается. И хотя работник покорно сказал: «Уже иду, хозяин!», Бешт продолжал браниться, и казалось, что еще немного — и он изобьет слугу.

Работник тем временем освободил лошадь и вывел ее во двор. Все это никак не напоминало поведение святого праведника; скорее наоборот, речь можно было вести о нарушении субботы, и не удивительно, что эта сцена неприятно поразила приезжего еврея. И это — после такой искренней молитвы!

Утром гость из Литвы снова направился в синагогу, снова пришел в совершенный восторг, но, выйдя на улицу, вспомнил о недавнем поведении Бешта, и почувствовал, что в душе все равно остался неприятный осадок. По окончании субботы он рассказал р. Ихиэлю, у которого остановился, о том, что видел, а р. Ихиэль не преминул при встрече пересказать этот разговор Бешту.

У того этот рассказ вызвал раздражение. «Да что они все время за мной подглядывают!» — воскликнул Бешт, и из этого следует, что видимо, с того момента, когда он превратился из простого бааль-шема в духовного лидера значительной части евреев Украины и Польши подобное наблюдение сторонних лиц за каждым его шагом велось постоянно, и немало ему досаждало.

Но, высказав раздражение, Бешт все же счел нужным объяснить, что произошло.

«Один еврей, — начал он, — не успел добраться до дома до начала субботы, и решил провести субботу в поле. Тут напали на него разбойники, и стали избивать так, что могли забить до смерти. А так как тот еврей был крайне тучным, то спасти его я мог только через лошадь. Поэтому я нагнал страху на работника: чем больше я его пугал, тем больше боялись разбойники, и в конце концов оставили его в живых».

Через какое-то время в городе и в самом деле появился тот самый очень тучный еврей, который подтвердил правдивость рассказа Бешта.

В другой истории Бешт как-то сидел за трапезой с учениками и вдруг посреди еды поднял руки, сделав руками