Ад закрыт. Все ушли на фронт - Андрей Буровский

А потом кол опять засунули в него, вогнав сантиметров на десять, причиняя немыслимую боль. И тогда Сен-Котейль услышал над собой:

– Где твой навигатор? Где навигатор и как его зовут? Если скажешь, кивни.

Чисто инстинктивно Сен-Котейль замотал головой и тут же буквально взорвался от нечеловеческой боли: кол стали вгонять еще глубже. Прозвучал тот же вопрос.

Как могло такое случиться?! Где его люди?! Что с ними?! Что вообще происходит?!

Сен-Котейль закивал головой.

– Если ты заорешь, мы опять заткнем тебе рот и будем делать то же самое. Ты понял?

Сен-Котейль кивал, насколько позволяло положение головы.

– Если обманешь, будет плохо. Подумай и потом еще кивни.

Сен-Котейль снова кивал, и тогда изо рта вытащили кошмарную тряпку.

– Ну? Где твой навигатор и как его зовут?

Некоторое время Сен-Котейль просто не мог говорить: он был слишком занят, он дышал. Но когда смог говорить, задал самый идиотский вопрос, какой можно было придумать:

– Вы кто?!

Как ни странно, он получил на свой вопрос вполне исчерпывающий ответ:

– Мы патриоты. Мы тамплиеры.

И тут же вопросы:

– Где навигатор?

Сен-Котейль завопил… вернее, он только начал крик, потому что при первом подобии звука его пнули в бок с такой силой, что крик сам собой тут же прервался. Сен-Котейль мучительно застонал, разинул рот… и тут же кляп очутился внутри – смрадный, полный кусков грязи, жуткий. И кол опять впился в него.

– Ты обманул нас, за это получишь. Раскрывай рот, только чтобы сказать, где твой навигатор.

Петя не выдержал и отвернулся: подальше от этих безумно распяленных глаз.

– Ты скажешь, где твой навигатор?

«Да! Да!» Сен-Котейль кивал, стараясь быть как можно убедительнее.

– Ладно, попробуем еще раз.

– Его зовут Соломон Мерье, – просипел Сен-Котейль. Ему казалось, зад разорвали на части. – Он живет в Орсэ. Отпустите меня!

– Клиент говорит правду? – обратился Селье к Пете на русском языке. Этот язык был так же понятен Сен-Котейлю, как карканье ворон и вой волков. Он понял только вопросительную интонацию.

– Врет, – уверенно произнес Петя, и грязная тряпка тут же начала втискиваться в воспаленный, измученный рот.

– Не надо!!! – Сен-Котейль добился только одного: ему нажали позади челюстей и все же засунули тряпку.

Спустя еще минуту он с ужасом почувствовал, что теплое подтекает ему под ноги и живот. Мир начал меркнуть перед глазами. Тут же ледяная вода хлынула на голову Сен-Котейля.

– Ты уже образумился? Или продолжим?

Сен-Котейль только кивал. Он чувствовал, что больше не выдержит, что задыхается, что ему очень жалко себя.

– Ты уже два раза кивал, и я тебя жалел. Ты соврешь третий раз?

Обливаясь потом и кровью, Сен-Котейль закивал, ужаснулся и отчаянно стал мотать головой.

– Попробуем спросить в третий раз. Но если обманешь, мы загоним тебе кол и не вынем. А я начну срезать твою кожу ножом на заду. Ты понял или повторить еще раз?

«Понял! Понял!» – все кивал и кивал Сен-Котейль.

– Ты не врешь?

Сен-Котейль отчаянно мотал.

– На всякий случай…

Кол опять заходил внутри его тела, и опять был обморок, вода.

– Ну, вынуть кляп?

Сен-Котейль снова кивал.

– Последний раз… Говори, где твой навигатор и кто он?

Сен-Котейль еле выдохнул имя. Продышался и выдохнул место.

– Ты не соврал?

– Нет… – натужно просипел Сен-Котейль.

– Не врет? – уточнил Селье у Пети.

– Кажется, нет…

Франсуа Селье сделал знак. Альбана Сен-Котейля подняли, деловито стали привязывать к решетке собственного камина. Стоять он не мог, нелепо висел на веревках. В камине так же деловито разложили поленья, растопку.

– Подумай еще раз, – обратился Селье к распятому на решетке. – Подумай… Потому что если ты соврал, я вернусь и разожгу в камине огонь. Это будет не сильный огонь, не надейся; ты будешь поджариваться несколько дней.

Селье внимательно разглядывал Сен-Котейля, как какую-то диковинную птицу. Тот мычал и мотал головой.

– Не соврал?

Мычание, мотание.

– Сейчас мы едем к твоему навигатору… Если ты сказал правду, у тебя будет одна судьба. Если соврал – совсем другая.

И без того потная физиономия Сен-Котейля буквально истекала потом, выпученные глаза окончательно обезумели. Петя с огромным облегчение вышел на свежий воздух. Он понимал, что и такими делами заниматься приходится; по сути, Франсуа просто избавил его от самой отвратительной работы. Но так приятно было выйти на влажный предутренний ветерок из холла, пропитанного кровью и кислым смертным потом. Туда, где никто не стонет и не корчится, где ветер несет облака с близкого океана, шевелит желтеющей листвой. В гулкой серой тишине утра деловито и красиво пели птицы.

– Самое невероятное… – Остановившийся рядом Селье раскуривал сигарету. – Самое невероятное, что, оказывается, я знаю навигатора боевой организации Приората уже больше пятнадцати лет.

– Это не самое невероятное, – пожал плечами Петя. Он так привык к чудесам, что уже ничему не удивлялся. – Самое интересное, похоже, нас еще ждет впереди.

Петя сам еще не знал, до какой степени он прав.

– Его не застанешь сейчас дома, – задумчиво произнес Селье. – Этот парень уже в другом месте…

– Вот и возьмем его там.

Селье кивнул.

Париж просыпался; открывались лавки и магазины, в некоторых кафе люд торопился проглотить утренний кофе. Мамы вели в школы детей. Гражданская война уже поднимала свою ощеренную, окровавленную морду; уже двигались колонны вооруженных людей, готовых стрелять; уже загнаны в стволы патроны, пули из которых скоро полетят в живых людей… А нормальная жизнь пока продолжалась, как обычно.

«Как в России в семнадцатом году», – невольно подумалось Пете.

Машина выезжала из города, когда навстречу попались большие военные грузовики. Крытые грузовики шли цепочкой, в каждом сидели солдаты.

– Войска втягиваются в город… началось…

Петя кивнул.

– А главные силы разгружаются сейчас на вокзалах. Слышите?

Ухо принимало звуки смазанной расстоянием ружейной пальбы.

– Стреляют…

– Это около Эйфелевой башни.

– Нет, где-то в центре. Надо спешить, как бы поганец не ушел; не дай бог почувствует что-то.