Очищение армии - Герман Смирнов

Биографы не устают твердить о необычайно высокой общей культуре Тухачевского. Один из них, В. Иванов, в книге, изданной в 1990 г., пишет: «Будучи сам блестящим оратором и лектором, он не терпел беспомощных лекторов… Молодым преподавателям настоятельно рекомендовал учиться культуре речи у лучших опытных преподавателей. Образцом были лекции и доклады самого Михаила Николаевича» (с. 204).

Чтобы дать представление об этой самой «культуре речи», достаточно привести один образчик – концовку выступления первого заместителя наркома обороны СССР на таком ответственном собрании, как XVII съезд ВКП(б) 4 февраля 1934 г.

«Товарищи! – сказал тогда Михаил Николаевич. – Я уверен, что мы сумеем овладеть чертежным и контрольно-измерительным хозяйством и правильным, дисциплинированным техническим контролем… И я не сомневаюсь, что под напором нашей партии, под напором Центрального Комитета, под руководящим и организующим воздействием товарища Сталина мы эту труднейшую задачу выполним и в случае войны сумеем выдвинуть такие гигантские технические ресурсы, которыми обломаем бока любой стране, сунувшейся против нас…» «Обломаем бока ресурсами»… Вот так «культура речи», вот так «блестящий оратор»! А «овладение чертежным хозяйством и техническим контролем» как главная задача Наркомата обороны? Тут только и можно было уповать на «неискушенность аудитории»!

В чем же секрет этой странной двойственности жуковских оценок Тухачевского?

Георгий Константинович работал над своими воспоминаниями в то время, когда уже исподволь началась и постепенно набирала силу кампания по искажению историй Великой Отечественной войны. Велась она осторожно, не путем открытых нападок, а путем смещения акцентов, путем непомерного захваливания одних и намеренного замалчивания других.

И в этой кампании репрессированным военачальникам было отведено немаловажное место. Достаточно сказать, что к 1968 г., году выхода в свет первого издания «Воспоминаний и размышлений», в стране было издано более десятка биографий Тухачевского, Уборевича и Якира общим тиражом около 1,5 млн. экземпляров. А о Жукове, Василевском, Рокоссовском, Коневе и других полководцах, выигравших величайшую в истории войну, не было тогда издано ни одной – ни одной! – книги. Больше того, Л. Никулин в книге «Тухачевский» уже бросил провокационную мысль о том, что репрессированные военачальники могли бы выиграть эту войну быстрее и с меньшими потерями…

Неудивительно, что в общественном сознании репрессированные военачальники, никогда не воевавшие с серьезным противником, все более и более затмевали действительно великих полководцев, совладавших с врагом невиданной дотоле силы.

Неудивительно, что помощники Жукова, а ему помогали военные специалисты, историки и редакторы Агентства печати «Новости» (АПН), – тоже поддались гипнозу похвал, расточаемых тогда репрессированным военачальникам.

Недаром одним из первых вопросов, который задала Георгию Константиновичу редактор АПН А. Миркина, был вопрос о его отношении к Тухачевскому. «Очень был красивый мужчина, – сразу ответил Жуков. – Очень!» Не правда ли, странный комплимент полководцу? Можно предполагать, что вольно или невольно помощники толкали Георгия Константиновича на то, чтобы включить комплименты Тухачевскому в текст книги.

Сейчас стало известно, какому давлению подвергался тогда полуопальный полководец. Ему, например, недвусмысленно дали понять, что выход его труда в свет будет зависеть от его согласия включить в текст фразу о том, будто во время войны у него возникла необходимость встретиться с полковником Л. И. Брежневым, о котором он тогда, конечно, и слыхом не слыхивал.

«Несколько бессонных ночей и непрерывных раздумий до страшных головных болей… последовали за предложением «свыше» включить эти строки в книгу, – пишет дочь полководца М. Г. Жукова (Правда. 1989, 20 янв.). Тогда моя мама… уговорила отца только тем, что, во-первых, никто из будущих читателей не поверит в принадлежность этих строк его перу, а во-вторых, если он не пойдет на компромисс, то книга вообще не выйдет в свет. А отец так об этом мечтал. Он боялся умереть, не увидев плода своего многолетнего труда».

Удивительно ли после этого, что навязываемые ему помощниками неумеренные похвалы в адрес Тухачевского показались Георгию Константиновичу вполне безобидными по сравнению с категорическим требованием написать о том, что он мечтал встретиться с неведомым ему полковником Брежневым. Не имея принципиальных возражений против подобных общих похвал, Жуков пропустил их в текст, но в профессиональной оценке конкретных операций Тухачевского он не поступился ни на йоту и, не сочтя возможным отозваться о них с похвалой, сказал о них сдержанно или вообще промолчал.

Постановление Политбюро ЦК КПСС от 27 сентября 1987 г. об образовании Комиссии по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, имевшими место в период 30–40-х и начала 50-х годов, все интересующиеся историей Красной Армии встретили с большим удовлетворением. Думалось: наконец-то будет опубликована «Белая книга» по процессу Тухачевского и его сподвижников, в которую, как положено, войдут личные дела осужденных; протоколы их допросов; материалы следственных дел; протоколы судебных заседаний; справки о лицах, упоминаемых в делах; справки о следователях и судьях; справки о «реабилитаторах» – следователях, прокурорах и судьях, пересматривавших дело; перечень документов дела; списки лиц, бравших его на просмотр, и т. д.

Но – удивительное дело! – Комиссия Политбюро ЦК КПСС ничего этого делать не стала, а ограничилась публикацией в «Известиях ЦК КПСС» (1989. № 4. С. 42–80) обобщающей справки «Дело о так называемой антисоветской троцкистской военной организации в Красной Армии», составленной по ее заказу Комитетом государственной безопасности СССР, Прокуратурой СССР, Комитетом партийного контроля при ЦК КПСС и Институтом марксизма-ленинизма при ЦК КПСС.

К сожалению, эта справка, как и все предшествующие реабилитационные публикации, не столько проясняет, сколько затемняет и запутывает дело Тухачевского; не столько убеждает в невиновности осужденных, сколько дает пищу для новых подозрений, что осудили их не зря.

В самом деле, не искушенных в юридических тонкостях читателей не может не удивлять опубликованное в одной подборке со справкой Комиссии Определение Военной коллегии Верховного Суда СССР от 31 января 1957 г.

Согласно этому документу, фабула дела Тухачевского была такова: три ранее арестованных офицера: Примаков, Путна и Медведев показали, что их еще находившиеся на свободе коллеги: Тухачевский, Якир, Фельдман, Корк, Эйдеман и Уборевич – участники антисоветского военного заговора. Все поименованные лица после ареста на допросах сначала полностью отрицали свою виновность, а потом все признались в принадлежности к контрреволюционному военному заговору и назвали других соучастников.

Но этим признаниям, пишут члены Военной коллегии, верить не нужно: они «были получены от арестованных путем применения к ним незаконных методов следствия: обмана, шантажа и мер физического воздействия». В подтверждение этих слов в Определении приводятся показания нескольких бывших работников НКВД СССР, которые подтвердили, правда с чужих слов, факт применения физических мер в отношении Путны, Примакова и Эйдемана.