Дневники русской женщины - Елизавета Александровна Дьяконова

то же. Не тут-то было: все остались на своих местах, ограничившись одним наклонением головы; никто не шевельнулся, и единственный знакомый мне человек – председательница – сама очутилась в затруднительном положении: она не знала всех собравшихся и никого не могла познакомить со мною. Делать было нечего: решив, что надо же знать хоть одного человека в лицо и по фамилии из своего же кружка, я попросила представить меня и назвать хоть некоторых по фамилиям; председательница представила меня двум-трем, те поклонились, говоря: «Что за церемонии». Я села на диван и осмотрелась: небольшая чистенькая комнатка, простая обстановка; все сидели у большого стола; перед председательницей лежала книга Коркунова «Основы международного права». Дверь то и дело отворялась: входили незнакомые курсистки, молча делая общий поклон, и садились поодаль. Наконец, все собрались; не было только одной из устроительниц кружка, самой интересной личности – Г-ой. Я много слышала о ней и, понятно, была не прочь познакомиться. Перед началом чтения М-ки сообщила кружку результат своих переговоров с В.И. Семевским о занятиях международным правом. В.И. отнесся к этой попытке критически и прямо сказал: сомневаюсь, чтобы вышел какой-нибудь толк, потому что для таких занятий требуется основательное знание иностранных языков. А мы, продолжала М-ки, как раз их и не знаем… почти никто. Ну еще по-французски туда-сюда, а по-немецки… Ну, да, впрочем, как-нибудь справимся. Давайте, господа, распределять, кто о чем будет писать… И начались разговоры: кому писать о государственном устройстве западных держав, кому о партиях… Я молча слушала, наконец, решила спросить: какие же державы будем мы изучать? «Германию, Францию, Америку, Швейцарию, Англию»… – А Россия? разве ее государственное устройство…

– Если вы интересуетесь этим, то сами можете прочесть, – заметил кто-то.

Этого было достаточно… даже слишком. Я не знала, сердиться ли мне, возмущаться ли, или презрительно улыбнуться. Так рассуждать могли гимназистки V класса. Я сочла совершенно бесполезным тратить слова на возражения: для меня достаточно было и того, что я услыхала.

Председательница начала чтение главы «Законы о печати». Я слушала рассеянно, так меня поразило подобное равнодушие к своему; уж если «необходимо» изучать, то во всяком случае начать надо со своего, а никак не с чужого. И потом – такой пренебрежительный тон, такая нетерпимость чужих мнений… Читали очень недолго. Подали чай. Все сидели молча, разговор не клеился… Наконец, через полчаса все разошлись.

Я ушла домой с намерением при первой же возможности выйти из этого кружка. Оставлять его после первого же раза мне не хотелось, я все-таки решила не спешить и сначала присмотреться ближе к ходу занятий. Отношения членов к предполагаемым рефератам обозначились на первом же собрании: их брали лениво, отговариваясь неимением времени, словом, что называется, «спустя рукава»…

22 ноября

О, как давно я не писала! Решительно не было возможности остаться наедине сама с собой, некогда углубиться в себя, некогда думать… словом, жизнь захватила меня. Днем на лекциях, вечером – или занимаешься, или идешь в театр, или на публичную лекцию; поздно вернешься домой, усталая от дальней ходьбы, и валишься на постель спать, с массой интересных мыслей и впечатлений… Сколько нового! Бесконечная панорама жизни развертывается перед тобою, приглашая тебя принять участие в этом беспрерывном движении вперед и вперед…

Я была на трех публичных лекциях Исаева: «Настоящее и вероятное будущее нашего народного хозяйства»; эти лекции дали мне понятие о современном неудовлетворительном состоянии народного хозяйства. К сожалению, конец их не соответствовал моим ожиданиям: вместо того, чтобы нарисовать картину положения, к какому мы придем, если будем вести свое хозяйство, как теперь оно ведется, профессор очень осторожно коснулся вопроса о том, как надо изменить его и что из этого выйдет. А ведь это «надо» так легко может остаться только словом.

Заседание Комитета грамотности, на котором я была, было очень бурное: все время были прения. Разбирался вопрос об ассигновке 2000 руб. ежегодно на предпринятое комитетом статистическое исследование положения школьного дела в России. Нашелся один оппонент, недавно вступивший в члены Комитета, который доказывал, что подобная трата денег совершенно излишняя, что у Комитета грамотности есть более прямые задачи – это грамотность. Из всего собрания нашелся только один, который возразил этому ярому стороннику исключительно грамотности настолько дельно и метко, что его приветствовали громкими аплодисментами. В зале была масса публики, преимущественно из учащейся молодежи – студентов всех заведений и нас тоже со всевозможных курсов; замечательно, что среди студентов я не встретила ни одного мундира лицеиста или правоведа, или вообще изящно одетого студента: молодежь была в стареньких мундирах, у иных даже рубашки простые и волосы лохматые и вообще внешность непривлекательная, но с какою жадностью прислушивались они к каждому слову каждой речи! Какое напряженное внимание читалось на их лицах, в их глазах! Как жарко они аплодировали удачным возражениям, хорошей речи или докладу!

Да, в этой зале делалось хорошее дело… неотложная, необходимая работа. И мои убеждения здесь, в столице, получают все более и более подтверждений de facto. В настоящее время, при таком положении вещей, наиболее симпатичная и, главное, плодотворная, необходимая деятельность в деревне, в селе, в городе – для народа. И теперь я вижу, что это на самом деле так.

28 ноября

За последнее время я замечаю, что некоторые вещи на меня производят сильное впечатление… Я даже не ожидала ничего подобного… Я прочла недавно статью Семевского в сборнике для самообразования по крестьянскому вопросу, и так как я по этому предмету еще ничего не читала, то была так поражена, мне вдруг с такою поразительной ясностью представилась картина «сыновней несправедливости», как называю я крепостное право, что я, как уничтоженная, бросилась на постель и долго не могла заснуть, чувствуя сильное возбуждение. Мне хотелось сейчас же идти к народу, сделать для него, хоть что-нибудь сделать… Я чувствовала, что на мне точно долг какой-то лежит по отношению к несчастному, веками угнетенному народу, которому, наконец-то, дали свободу… Да, за то, что он был веками угнетен, закрепощен, за эту возмутительную несправедливость – какая только могла существовать – все должны послужить ему теперь, в свою очередь…

29 ноября

В нашей временной квартире постоянный шум и движение, несмотря на то, что нас живет всего 8 человек; живя в небольшом обществе, конечно, легче ближе познакомиться, чем в большом интернате. Все это хорошие люди; все более или менее усердно занимаются, интересуются предметами, читают… Но… почему же их общество опять-таки не может удовлетворить меня? Я со всеми в хороших отношениях, но и только: стараюсь искать в них чего-нибудь, что бы они могли дать