Лед под кожей - Вилма Кадлечкова

Фиона покраснела. В этот миг она ненавидела его так сильно, что прямо тут бы выцарапала ему глаза… если бы могла пошевельнуться; звук его смеха полностью ее парализовал.

– Убирайся, – пробормотала она. – Убирайся! – завизжала изо всех сил.

Лукас без возражений направился к дверям. Он все еще смеялся, но, отведя глаза от Фионы и ее сокровища, уже овладел собой настолько, чтобы снова говорить связно. Вытер слезы и еще раз обернулся.

– Прости старого скептика! Я ничего не могу поделать! – Он развел руками и вздохнул, однако это не звучало как раскаяние. – У меня сильная аллергия на магические предметы. Сыпь! Астма! Волосы дыбом встали на…

– Козел! – вскрикнула Фиона.

Лукас снова прыснул со смеху и, шатаясь, вышел за дверь.

* * *

Л

ишь подойдя к своему офису, Лукас немного успокоился. Вот так ситуация! Веселье в нем угасало, будто последние пузырьки в бокале шампанского, отголосок бурного наводнения. Ему было жаль Фиону… но не очень. Ей можно даже позавидовать. Ее мир был намного проще.

Когда Лукас пришел к ней, то совершенно искренне хотел поделиться всей своей информацией. К этому его привело все то же: невольное стремление обеспечить продолжение чему-то своему. Ему представлялось не так много ситуаций, в которых Фиона – или кто угодно! – была бы готова выслушать его теории и воспринять всерьез. Иногда их не воспринимал всерьез даже он сам. Всё из-за страха, копившегося в нем годами… и дел, в которых он из-за ограниченности своего времени уже ничего существенного предпринять не сможет.

Йота Возничего, вы только подумайте! Легенда о шайке насекомьих полубогов никого на Земле не интересует. Однако подобные дела никогда не имеют значения сами по себе – всегда важно только то, какой вес им придает общество. Даже магические амулеты могли бы обрести неподдельную силу, если бы за ними стояла медийная магия. Было бы разумно потом идти и кричать, что это противоречит здравому смыслу? Лукас вздохнул. Нет, он не должен был смеяться над Фионой. Ничего смешного – скорее, грустно. Слишком легко Лукас мог представить, как кто-то вроде нее с блеском в глазах и с уверенностью в святой истине стоит рядом со священниками, казнящими Брайана Колдуэлла.

Фионе Лукас привел цензурированную версию: прилизанную, краткую, без эмоций. Он не стал рассказывать ей, что Брайан был его хорошим другом – лучшим, какой только мог быть в пертӱнском посольстве. Также ей не стоило знать, что человек, который на Ӧссе пытается осужденному передать контрабандой средство для быстрой смерти, сам рискует подвергнуться казни того же рода, что была запланирована, и уже не имея надежды получить такую посылку для себя. И уж точно Лукас не собирался упоминать, что с этим он к начальнику пришел сам и добровольно предложил сделать это.

Но он помнил.

Охрана щедро подкуплена; организация этого «затмения внимания» была на самом деле самым рискованным моментом; но все же стоит и дальше действовать незаметно. Лукас входит в узкую келью. Двери должны оставаться открытыми.

Брайан выглядит ужасно. За неполную декаду, проведенную здесь, он невероятно ослаб и постарел. На полуголом теле нет ни одного видимого повреждения, если не считать сгорбленных плеч и нехватки жизненного оптимизма. О боли он, очевидно, пока только размышляет. Зато постоянно.

– Лус, – выдыхает он. – Сказали, что завтра. Звонят в дверь каждый час. Как обстоят дела? Вы что-нибудь сделали?

Его голос вибрирует на границе с паникой.

– Да. Я скажу тебе. Но сначала кое-что на всякий случай, быстро, – говорит тихо Лукас.

Яд в маленькой пластмассовой капсуле. Лукас на мгновение сжимает ледяную руку Брайана и оставляет капсулу в его ладони.

– Прилепи это на внутреннюю сторону зубов… чтобы ты мог раскусить ее и с завязанными руками. Если станет совсем плохо.

В глазах Брайана появляется недоверчивый ужас.

– Господи. Вы… вы меня не вытащите, – выдыхает он.

– Мы пытаемся, – говорит Лукас. – Но собор уже принял решение, и пока не похоже, что его можно обойти.

– Пытаетесь.

Брайан почти не способен говорить. Зубы у него стучат. И вдруг из его глаз брызгают слезы, он падает на колени и хватает Лукаса за ноги.

– Не оставляйте меня здесь! Прошу… пожалуйста, сделай что-нибудь… пусть меня освободят.

Лукас понятия не имеет, что делать. Брайан стоит на коленях на земле, судорожно трясется и почти задыхается от диких всхлипов. Лукас наклоняется и берет его за плечи, но против такого потока слез чувствует себя абсолютно бессильным. Брайан вдруг отчаянно цепляется за его шею. Держит, будто хочет спрятаться под рубашку; будто хочет любой ценой вытрясти из него хоть капельку надежды.

Лукас стискивает зубы. Все в нем сжимается от сочувствия. Но в то же время он ощущает, как взгляды двух ӧссенских стражников впиваются в его спину; чувствует их безграничное презрение и краснеет до корней волос.

– Возьми себя в руки! – тихо произносит он. – Брайан, боже, ты тут не только сам за себя! По тебе будут судить всю Землю. Ты не имеешь права сдаваться!

Брайан отстраняется.

– Тебе легко болтать, – шипит он с ненавистью. – Ты-то не по уши в дерьме!

Нет смысла объяснять ему, что он сам виноват.

– Если вскроется, что́ я принес сюда, то я тоже в нем окажусь, – заверяет его Лукас. – Послушай. У нас нет времени. Постарайся меня не перебивать.

Брайан вдыхает, но воздерживается от дальнейших жалоб.

– Завтра утром… тебя будут спрашивать… – начинает Лукас. Сомневается. – Начальник добился, чтобы всё сделали в форме божьего суда. Тебе дадут слово. Это твой единственный шанс. Ты должен сказать, что ты не виновен, что ты ошибался… ну, все такое, ты сам знаешь; а затем, самое главное, подчеркнуть, что ты слышишь голос Аккӱтликса, который тебя прощает. Сосредоточься, Брайан. Знаешь эту формулу? Всю наизусть?

– Конечно, – говорит Брайан.

Затем вытирает слезы. Он выглядит так, будто в его голове ничего не укладывается.

– Но… но это ведь хорошая новость, – осторожно допускает он. – Я правильно понимаю, Лус: если я продекламирую им парочку дурацких стихов, они меня просто отпустят?!

– Да, – кивает Лукас.

У Брайана начинают светиться глаза.

– Так это здорово! Вы смогли! Так почему ты, черт возьми, прямо не скажешь, что дело только в моем заявлении? Пугаешь меня тут, как будто… будто… что… непонятно что…

Лукас молчит.

Брайан немного притихает и понижает голос:

– Или тут есть какой-то подвох? Если они готовы меня отпустить, когда я все подтвержу, то в чем дело?