Ленинградец - Александр Берг

– Ну, товарищ Новиков, что вы можете сказать в свое оправдание? – с улыбкой спросил у меня Жуков.

– Добрый день, Георгий Константинович. – От всего услышанного и увиденного настроение политрука увядало прямо на глазах. Было видно, что комфронта меня знает, и отношения у нас если и не дружеские, то очень хорошие. – Да вот прибыл, как вам и обещал, со своим батальоном на станцию выгрузки, и только разгрузил первый эшелон с танками, как тут появился этот кадр. Стал орать, требуя немедленно выдвигаться в направлении укрепрайона: там, видите ли, немцы прорвались. Я товарищу старшему политруку спокойно объясняю, что не могу прямо сейчас выдвигаться, так как жду вторую часть своего батальона со всеми средствами поддержки, пехотным десантом и запасами топлива и боеприпасов. Но он ничего и слышать не хотел. После моего отказа закричал, что расстреляет меня за неисполнение приказа прямо на месте и попробовал достать табельное оружие. Вот и пришлось приставить к его пустой голове свой пистолет.

– Да, Олег, вот не можешь ты жить без приключений: то бандитов в Москве из автомата расстреливаешь, то политработникам оружием угрожаешь.

Я с удивлением посмотрел на Жукова: откуда он знает про тот случай с ограблением? А он, видимо, поняв это по моему лицу, с усмешкой сказал:

– Ты что, думаешь, расстрел преступников из автоматического оружия в Москве посредине белого дня пройдет мимо внимания начальства? Потом товарищ Берия просил Бориса Михайловича Шапошникова, чтобы он не распускал своих головорезов.

– Георгий Константинович, а что мне было делать, если прямо на моих глазах бандиты убивают мирных граждан и ведут перестрелку с милицией? У меня в руках оружие и я в форме. Просто смотреть на это безобразие и дать преступникам скрыться?

– Ладно, это дела прошлые. Что еще можешь сказать в свое оправдание? Почему ты не выполнил приказ старшего политрука?

– А что тут говорить? Во-первых, я этого политрука в первый раз в жизни увидел и не знал, кто он такой и что тут делает. Мне он не начальник. Во-вторых, он посылает нас куда-то на деревню к дедушке в сторону укрепрайона без каких-либо подробностей. Противника мы встретили только через целых семьдесят километров и километрах в двадцати позади нашего укрепрайона. То есть они еще были, можно сказать, у черта на куличиках, однако ваш политработник повел себя как явный паникер. Ну и в-третьих, он даже не дает нам дождаться второй части батальона.

А что будет, если новейшие тяжелые танки, да еще носящие имя товарища Сталина, попадут к противнику только потому, что встанут посреди полей без топлива и боеприпасов, так как какой-то политработник из-за паникерства или желания выслужиться отправил их в бой, не дав им дождаться машин с запасами топлива и боеприпасами и пехотным прикрытием?

При последних словах сразу же насторожился Хрущев, которого по всем канонам прочитанных мной книг о попаданцах следовало немедленно мочить в ближайшем сортире. Ведь это был камень в его огород, и главное, я оказывался кругом прав. Судя по всему, он потом выскажет политруку все, что о нем думает. И думаю, недолго осталось этому павлину служить в штабе, ждет его дорога долгая, только не в казенный дом, а на передовую.

– Понятно. А как новые танки себя показали в бою? – спросил Жуков.

– Великолепно, Георгий Константинович, немцев прямо на куски разрывало. Но вы и сами можете посмотреть.

Все недоуменно на меня уставились.

– Я там двух кинооператоров с собой на испытания взял, вот они все и засняли. Сами они в расположении батальона остались, а отснятые ими пленки я с собой забрал. Они в багажнике моей машины лежат.

– Ну вот что, – распорядился Жуков. – Оружие товарищу военинженеру вернуть, пленку немедленно проявить и принести вместе с киноаппаратом к нам в штаб.

Спустя час в большой комнате установили привезенный кинопроектор и принесли проявленные кинопленки. На просмотр собралось все начальство, не только военное, но и политическое, в комнату набилось с полсотни человек. Задернули шторы на окнах для соблюдения светомаскировки и, включив проектор, начали просмотр.

Все с интересом следили за разворачивающимся на экране боем. Просмотрели одну пленку, затем вторую, третью и четвертую. Прошло почти два часа, но интерес не угасал. Наконец пленки закончились, включили свет, и началось обсуждение увиденного. Хрущев с ходу заявил, что, во-первых, эти пленки необходимо как можно быстрей доставить товарищу Сталину, а во-вторых, необходимо показать эти кадры народу, чтобы все видели, как наша армия бьет противника.

На следующий день я, попрощавшись с Жуковым и Хрущевым (а попробуй с ними не попрощайся), уехал в Ленинград. Пленки со спецкурьером отправили в Москву к Сталину, а батальон так и остался у Жукова. Он быстро оценил его мощь, по одному только просмотру кинохроники, вот и вывел его в свой непосредственный резерв, для экстренных случаев.

Сначала я думал сразу поехать в Москву, а в Питер просто позвонить, чтобы они сами отправили ИСы в Кубинку по железной дороге, но, немного подумав, отказался от этого. Лучше, если перед тем, как новые танки предстанут перед приемной комиссией, в Москве просмотрят кадры кинохроники с их участием в реальных боевых действиях. Как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Тут, конечно, слушать нечего, но приемные испытания не дадут того эффекта, как настоящие боевые действия, где главным экзаменатором выступает противник.

Именно поэтому я сначала из Киева поехал в Ленинград, а моя машина и охрана вернулись в батальон, к которому они и были приписаны с распоряжением Жукова о подчинении ему лично экспериментального батальона. Потратив еще один день в Ленинграде на разные формальности, я вместе с танками выехал в Москву и одновременно с этим туда же из Харькова отправили Т-44. Вернее, их отправили чуть раньше, чтобы они прибыли в Москву одновременно с моими ИСами.

Танки сразу отправились в Кубинку, а я ненадолго задержался в Москве, в управлении. Наконец мне представился случай поговорить с новым начальником ГАБТУ генерал-лейтенантом Федоренко по душам. Вначале он отнесся ко мне очень настороженно: все же я человек Павлова и со Сталиным у меня какие-то дела, раз он меня вызывал к себе лично. Мы, конечно, несколько раз и до того встречались, утрясая кое-какие вопросы, но все, как говорится, на бегу, а сейчас получилось нормально поговорить.

Поняв, что для меня главное – это дело, а не подковерные игры, он несколько расслабился. Это и позволило нам нормально поговорить, а именно обсудить перспективность и своевременность ИСов и Т-44.

Еще при Павлове я посылал запрос в нашу зарубежную разведку с просьбой узнать основные данные немецкой бронетехники. Не их чертежи или технологии производства, а чистые ТТХ: вес, броня, огневая мощь. И уже исходя из этих данных, я достаточно легко доказал Федоренко, что немцы не стоят на месте. А поэтому, если мы не хотим, чтобы через год-два наши танкисты столкнулись со значительно усилившимся противником, то нам нельзя стоять на месте, почивая на лаврах, а следует развивать наше танкостроение и дальше, чтобы своевременно парировать появляющиеся угрозы. Именно эти доводы и позволили мне убедить его в своей правоте.