Осторожно, спойлеры! - Оливия Дейд

тяжелыми были бы последствия или какими тяжелыми они все еще могут быть. Конечно, продюсеры не будут счастливы. Может быть, даже и его коллеги. Но он врал ей, и она не даст сбить себя с темы.

Она подняла руку.

– Я понимаю, Маркус.

– Не думаю. – Его губы сжались, но лишь на мгновение. Вспышка гнева, а ведь Маркус никогда, никогда не злился на нее – по крайней мере, пока она не поймал его на лжи. – Не совсем.

Проигнорировав попытку отвлекающего маневра, она перешла к ключевой, наиболее болезненной части этого абсолютного балагана.

– Я также понимаю истинную причину этого.

– Истинную причину? – почти прорычал он.

– Ты мне не доверяешь, – выдала она, откинувшись на спинку кресла, и снова рассмеялась. Звук этого смеха был таким же жутким и резким, как и в прошлый раз. – Мы были друзьями онлайн больше двух лет, теперь ты и живешь со мной уже несколько месяцев, и ты мне не доверяешь.

Она была так уверена в нем! В них. А выходит, она с самого начала строила отношения на зыбучем песке.

Его гнев испарился, а от отчаянного мотания головой, должно быть, заболела шея.

– Нет, Эйприл. Нет. Это не…

Она прикусила губу, от ее хладнокровного вида не осталось и следа.

– Я н-никогда никому не рассказала бы. Ни единой душе. Ни своим коллегам. Ни нашим друзьям на сайте Лавиней. Ни своей маме. Никому!

Чистая, мать ее, правда, и она надеялась, что он это понимает.

– Я знаю! – всплеснул он руками. Его голос тоже дрогнул. – Ты правда думаешь, что я этого не знаю?

Напряжение сгустилось, воздуху не хватало, и ей захотелось распахнуть дверь машины и бежать. Но она осталась и повернулась к нему.

– Точно. Конечно. – Покусанная и кровоточащая губа заболела, когда Эйприл язвительно улыбнулась. – Только одна проблема: если бы ты знал, если бы доверял мне, то сказал бы что-нибудь.

Маркус рванул ремень безопасности, будто тот его душил, и наконец, нажав кнопку, выдернул его. Но, похоже, это резкое движение не помогло выпустить весь пар, и его грудь яростно вздымалась.

– Я боялся. – Это было такое прямое, резкое заявление, совершенно без прикрас, что даже ее безрадостная ухмылка растаяла, несмотря на все усилия. – Когда мы встретились, я опасался делиться чем-то настолько компрометирующим, и думаю, что это понятно, хотя ты можешь не соглашаться. Потом я осознал, что могу тебе доверять, но я не… – Стиснув зубы от досады, он подыскивал слова: – Я не доверял себе, что скажу все правильно, когда буду объяснять. Я не верил, что ты останешься, когда узнаешь, что все это время я скрывал нечто настолько важное. С той первой встречи. – Он сдвинул брови в немой мольбе о понимании. – Я люблю тебя и был в ужасе, что ты меня бросишь.

Эйприл резко вздохнула. Испытывая головокружение и тошноту, она уставилась на него.

«Я боялся». «Я люблю тебя и был в ужасе, что ты меня бросишь».

Даже опустошенная и разгневанная она не могла отмахнуться от искренности его признания. Не могла притвориться, что он играет с ней, вводит в заблуждение, выпрашивает ее прощение посредством манипуляций.

Наконец-то он позволил ей видеть его без каких-либо барьеров, уловок, притворства между ними.

Только поздно. Слишком поздно.

Снаружи кричали дети, игравшие в собачку на другом конце просторной парковой лужайки. Звуки были далекими, почти неслышными за звоном в ушах Эйприл, и она едва различила скрип кресла, когда обмякла в нем.

Ее голос больше не был злым или презрительным, но оставался хриплым.

– Ты знал обо мне больше, чем себе я представляла, и скрывал от меня эту информацию. Ты злоупотреблял моим доверием. Ты же понимаешь?

Это сбивало с толку. Вызывало тошноту.

Теперь ей придется пересмотреть и поставить под сомнение каждый их разговор. Когда он врал? Когда просто не говорил правду? Когда использовал знания КЭБН, чтобы способствовать своим целям?

Он однозначно выведывал у нее сведения о Маркусе, общаясь под ником КЭБН, она точно знала. А потом… потом он прекратил контакты на сайте Лавиней. Вот так запросто.

– Когда КЭБН п-перестал… – Она вдохнула через нос и судорожно выдохнула через рот. – Когда ты перестал писать мне на сайте, я говорила себе, что сделала что-то не так или ты наконец увидел меня и понял, что не х-хочешь меня. Ты был м-моим…

Ее плечи содрогнулись от рыданий, и Маркус опустил голову. Она шмыгнула носом.

– Т-ты был моим лучшим другом и просто… ушел, ничего не объяснив, просто бросив какую-то тупую отговорку, которая, разумеется, оказалась неправдой. Ты лгал мне как Маркус, но ты врал мне и как КЭБН тоже. Ты б-бросил меня.

Откинув голову назад, она уставилась на серый потолок машины, дожидаясь, пока сможет снова говорить внятно.

– Ты причинил мне боль и предал мое доверие, потому что боялся.

– Мне очень жаль.

В его голосе слышалась мука. Он ощущал полную беспомощность перед лицом ее отчаяния.

– Твоя публичная личность. – Она раздраженно потерла лоб. – Ты сказал, что годами хотел сбросить ее, но не сбросил. Полагаю, по той же причине. Потому что это слишком сложно и можно потерять все, и ты боишься. Слишком боишься выбрать следующую роль, потому что придется решать, какая версия тебя появится на площадке.

Ее слова не требовали ответа, и он не стал отвечать.

Вместо этого, глубоко вдохнув, он расправил плечи.

– Ты сможешь меня простить?

Вопрос прозвучал сипло. Ее взгляд был безжизненным. Эйприл открыла было рот, и снова закрыла. Один раз. Два.

Когда она молча продолжила таращиться в потолок, он снова заговорил:

– Ты не обязана. Я знаю. Моя любовь не покупает мне прощения, и я сказал это не для того, чтобы повлиять на тебя. Я сказал это потому, что ты должна знать. Что бы ни случилось между нами сейчас, ты должна знать, что любима. Даже если ты меня не простишь.

Ее щеки были мокрыми от слез. И тем не менее. Он любит ее. Она верила этому. И в некотором смысле – во многих смыслах – он правда очень хороший человек. Такой хороший, что она почти поверила, что у них все получится вопреки всему.

Но она знала ответ на его вопрос, потому что знала себя. Она не хотела это говорить, но скажет. Должна сказать.

– Нет, – наконец выдавила она. – Я не смогу тебя простить.

Он издал резкий болезненный звук, отчего ее слезы полились лишь быстрее.

Повернув голову, она наконец посмотрела на него сквозь слезы. Его очертания были размыты, выражение лица расплывалось, и может это было