Реваншист - Анатолий Дроздов

— Это случилось в 1978 году, — начал гость. — Я тогда еще в подполковниках бегал. Позвонили из Ростова, попросили помощи. В городе Шахты коммунист повесился. Расследование показало, что, вроде, доведение до самоубийства. Этот Чикатило получил письмо, прочел его и сунул голову в петельку.

— А что в письме?

— Всего два предложения. «Мы о тебе знаем все. Посмеешь тронуть хоть одного ребенка, повесим на собственных кишках!»

— Однако! — покачал головой Долгих.

— Стали разбираться. Чикатило работал воспитателем в профессионально-техническом училище. На адрес училища, к слову, и пришло письмо. Выяснилось, что этот «воспитатель» лип к мальчикам, а в городе имел второй дом, куда водил проституток. Тут местный горком и увял. А до этого кулаком стучали, требовали: «Найти и наказать!», — Константин усмехнулся. — Письмо было отправлено из Москвы, поэтому я привез его с собой: вдруг были похожие?

— И?

— Выяснилось, что были. Отпечатаны на той же машинке «Эрика» и, как и в шахтинском случае, но никаких отпечатков пальцев автора. Отправлены из московского почтамта к нам на Лубянку. Ты про маньяков слышал?

— Убийцы? «Мосгаз»?

— Не только. За последние годы их разоблачили тринадцать человек. И всех с помощью Оракула.

— Даже так?

— Именно. Представляешь, приходит в адрес Комитета письмо. В нем имя, фамилия, иногда, и отчество серийного убийцы. Указано, где живет, и где, предположительно, прячет улики. Остается арестовать и раскрутить.

— Пытались выяснить, кто писал письма?

— Нет. Во-первых, он предупредил: начнем искать — ляжет на дно. И хрен что больше от него что получим. Во-вторых, зачем? Добровольный агент, поставляет ценнейшую информацию… В управлении, которое этими убийцами занималось, на него буквально молились. Знаешь, сколько людей, благодаря Оракулу, получили досрочные звания или были повышены в должности? Кое-кто даже орденок схватил. А начальник управления в заместители председателя пробился, — Константин усмехнулся. — Так что письмо у меня забрали и велели о нем забыть. Но я запомнил.

Он помолчал.

— Единственное, чего Оракул просил, так это сообщать о задержании и осуждении маньяков. И даже указал, где — в журнале «Советская милиция». Очень грамотно: в общедоступной печати писать о маньяках нам бы не позволили. А «Советскую милицию» разрешено выписывать только сотрудникам МВД и их помощникам. Партийные, советские и комсомольские органы — само собой. Эти болтать не будут.

— Так он из милиции? — удивился Долгих.

— Кое-кто у нас тоже поначалу так думал, — усмехнулся гость. — Но потом сообразили. Во-первых, если из милиции, то почему сливает информацию смежникам? Во-вторых, стиль писем. Не пишут так милиционеры. Другие слова, обороты речи. Чувствовалось, что за письмами стоит очень умный человек с большим жизненным опытом.

Зазвонил телефон. Долгих снял трубку, послушал и протянул ее гостю.

— Ага! — сказал тот невидимому собеседнику и некоторое время сосредоточенно слушал. — Понял, — сказал, наконец. — Дальше не копай. Отбой! — он положил трубку и повернулся к Долгих. — Писателей Девойно в Минске два. Одного зовут Сергей Александрович, второго, вернее, вторую — Лилия Вацлововна. Муж и жена. Наш, соответственно, Сергей. Дима позвонил коллегам в Минск, выяснилось, что Девойно они знают.

— С чего?

— За границу часто ездит. Такие под присмотром.

— А что он делает за границей?

— Книги издает. Целых шесть штук в Германии напечатали. А гонорары за эти книги Девойно отдал в фонд помощи инвалидам. На эти деньги был полностью реконструирован Минский протезный завод. Это начинание еще покойный Машеров благословил. А еще, благодаря Девойно, в СССР стали делать легкие и удобные инвалидные коляски, костыли под локти. Меня на такой коляске, кстати, в госпитале на процедуры возили. А потом и костыли взял, когда раны затянулись. Помню, порадовался: наконец сделали что-то путное! А это, оказывается, наш фигурант посодействовал.

— Это ж какие у него гонорары? — удивился Долгих.

— Миллионы марок. И все отдал.

— Наш человек! — сказал Долгих. — Советский. Ты, Костя, его не трогай.

— И не собирался! — хмыкнул Константин. — Обидеть писателя? Сейчас? У нас же гласность и перестройка, мать их! Вони будет — не отмоешься. Да и зачем? Человек он, по всему видно, хороший, людям старается помочь. Аварию вон предотвратил. Да с него пылинки сдувать нужно! Его только за маньяков орденами следовало обвешать, как новогоднюю елку. Нет, Владимир, я к нему даже не подойду. Говорить будешь ты.

— Как?

— Позвони и пригласи на беседу. Сам. Телефон его я запомнил. Приемной не доверяй. Не то начнут гадать: с чего это секретарь по тяжелой промышленности ищет писателя? Что может их связывать? Сам знаешь, какие времена.

Долгих кивнул.

— А как приедет, маякни мне. Очень хочу познакомиться с этим человеком!

— Думаешь, сообщит что-то важное? — спросил Долгих.

— Сомневаешься? А это что? — Константин двинул по столу папку. — Человек со средним образованием мало того, что знает об аварии наперед, так еще описывает ее так, что академик удивляется. За этим парнем что-то стоит. Или кто-то. Я даже представить не могу, как он прозревает будущее. Но от мыслей по этому поводу дух захватывает…

Ночь на 26 апреля я провел без сна. Сидел у транзистора, ловя «голоса». В том времени, насколько я помнил, об аварии на ЧАЭС они сообщили еще до утра. Вернее, не о самой аварии, а о выпадении радиоактивных осадков в Европе. Первыми тревогу забили шведы. Их там не хило приложило, прямо из штанов выскакивали. По этому поводу в СССР даже анекдот появился: «Слышали? В Чернобыле памятник Петру I устанавливают. С надписью: „Отсель грозить мы будем шведу…“»

Мне было не анекдотов. Предстояло понять: помогло мое обращение к Александрову, или я пролетел мимо? Ведь академик мог мне не поверить или не суметь предотвратить катастрофу. Он не главный человек в СССР, да и лет ему много…

«Голоса» молчали. Нет, трындеть они-то трындели, но все о своем, демократическом. О радиации — ни слова. С рассветом я взял ДП-5 и спустился во двор. Откуда у меня армейский дозиметр? Военные подогнали. Я выступал перед солдатами в одной из минских частей и попросил одолжить на время. Дескать, пишу роман о ядерном апокалипсисе на другой планете, поэтому прибор нужен для изучения правдоподобности поведения героев. Дали без звука. В армии меня любят. Мало кто в СССР пишет военно-исторические приключения. И пусть сюжеты моих книг фантастические, но главные герои — военные. А армию здесь пропагандируют. Пишут книги, снимают фильмы — например, «В зоне особого внимания», «Ответный ход». Фильмы получаются неплохие, а вот книги… Авторы их скованы сонмом дебильных ограничений. То нельзя, это не моги. Зато в фантастическом сюжете преград нет. Резвись — не хочу. Поэтому и читают.