Любви подвластно все - Джулия Энн Лонг

– Это она испепеляла меня взглядами, – отшутился Майлз.

– Хорошо бы нам обменяться знаниями касательно техники обольщения, Синтия.

Лайон подмигнул невестке и снова подошел к графу, которому власти однажды поручили захватить пирата Кота и отдать в руки правосудия. Но граф отказался это сделать из любви к женщине – тот же самый тип безумия заставил одного мужчину стать пиратом и вынудил другого позволить пирату свободно уйти.

– Очень рад тебя видеть, Редмонд. – Ардмей протянул ему малышку, и Лайон с опаской взял ее. – Хочешь такую же? – Граф откровенно потешался, наблюдая за выражением лица Лайона.

– Хочу дюжину, – ответил тот, только сейчас полностью осознавая, что это действительно так. Он вспоминал, как Оливия относилась к детям Даффи, и понимал, что они с ней будут замечательными родителями, лучшими на свете.

– Лайон, вы прельстили Оливию знойными взглядами? – поинтересовалась Томми.

Лайон с трудом оторвал глаза от чудесной малышки – казалось, даже вопрос не расслышал.

– Нет, он этого не делал, – ответил Майлз. – Но я был на балу в ту памятную ночь, так что позвольте рассказать. Как только Лайон увидел ее, клянусь, мне почудилось, что прозвучал оглушительный гонг…

И только когда Лайон Редмонд встретился с матерью наедине и она сжала его в объятиях – он наконец-то прослезился. Потому что он точно знал: мать всегда и во всем его понимала.

В следующее воскресенье…

На неделе до Пеннироял-Грин дошла молва о том, что из лондонского клуба «Уайтс» бесследно исчезла книга записей пари. Разумеется, всех молодых представителей светского общества обуяло негодование, однако Лайон клялся, что ничего не знает о судьбе злосчастной книги. А братья Оливии лишь пожимали плечами с невинным видом. Но Оливия не верила ни одному из них. Ведь братья всегда стремились всячески опекать ее, поэтому, вероятно, и не могли допустить, чтобы ее свадьбу превратили в повод для спекуляций и насмешек.

– Ну разве не чудесно, что теперь никто больше не сможет повеселиться, строя предположения насчет нас с тобой? – сказал Лайон, поднося к губам руку любимой. – Мы с тобой не объекты для шуток. Мы мужчина и женщина, которые любят друг друга. И мы поженимся и обзаведемся потомством еще более многочисленным, чем у Даффи. У нас будет столько детей, что хватит на собственную крикетную команду.

– Или на собственный оркестр… – с мечтательным видом пробормотала Оливия.

– Хватит еще и на инвестиционную группу, – заявил Лайон, и его невеста весело рассмеялась.

Они с удовольствием прогуливались по Пеннироял-Грин, приветствуя всех, кого видели поблизости. Иногда даже останавливались поболтать, безмерно удивляя знакомых, но затем очаровывали их настолько, что абсолютно все – не исключая и миссис Снид – расставались с ними в полной уверенности, что они действительно предназначены судьбой друг другу. А бедняга Ланздаун был практически забыт.

Конечно же, они сходили к тому самому вязу, и Лайон показал Оливии вырезанную им на коре букву «О». Она с нежностью провела по ней пальцами, после чего – с неменьшей нежностью – поцеловала любимого, чтобы хоть как-то возместить его страдания в тот день, когда он ждал ее, охваченный страстным желанием увидеться с нею, но вынужден был довольствоваться лишь обществом белок, скакавших по ветвям.

Они снова посетили ту уединенную поляну, где в безотчетном порыве, навеянном воспоминаниями, занялись любовью прямо на пушистом мхе, расстелив на нем сюртук Лайона. Они уже прекрасно в этом смысле освоились, поэтому справились с делом довольно быстро и в то же время – мастерски. После чего Оливия преподнесла жениху подарок – золотые карманные часы с его инициалами.

Потребовались некоторые усилия, чтобы найти подобные часы и быстро сделать на них гравировку, но мистер Постлуэйт умел проявить находчивость, особенно в тех случаях, когда расторопность сулила ему немалую прибыль.

– Что ж, давай открой их. – С величайшей торжественностью Лайон нажал на рычажок, и крышка часов открылась с громким щелчком.

Внутри оказалась та самая миниатюра, которую Оливия дала ему много лет назад и которая затем к ней же и вернулась.

– На этот раз тебе удалось завладеть и портретом, и той, что на нем изображена, – сказала она с лукавой улыбкой.

И тотчас же губы их слились в очередном поцелуе – долгом, пьянящем и в то же время бесконечно нежном. А затем Оливия прижалась к груди любимого, мечтая о том дне, когда они смогут засыпать рядом каждый день. И так – всю оставшуюся жизнь.

– Я думаю, в свадебное путешествие мы отправимся в Бристоль, – неожиданно сказал Лайон.

– В Бристоль?! – изумилась Оливия, но в следующую секунду все поняла.

– Совершенно верно, – улыбнулся Лайон. – Мне удалось получить для нас с тобой приглашение навестить миссис Ханну Мор.

– Правда? – в восторге прошептала Оливия. И снова поцеловала жениха.

На сей раз поцелуй их длился необычайно долго, а когда, наконец, прервался, солнце уже начало клониться к горизонту.

– Давай посмотрим, который теперь час. Не потому, что надо спешить, а потому что нам так хочется, – тут же добавила Оливия.

Лайон с восторженной улыбкой откинул крышку своих новых часов.

И вот наконец наступило воскресенье.

Этим утром оба семейства направились в церковь – каждое со своей стороны, – и какой-то остроумный зевака впоследствии утверждал: мол, выглядело это так, будто на поле боя стекаются две враждующие армии. Утро же выдалось туманным, что придавало всему действу особый драматизм.

Но как Редмонды, так и Эверси отличались на редкость изысканными манерами. А в истории были известны случаи, когда и более щекотливые ситуации разрешались примирением заклятых врагов в результате переговоров. По всей видимости, на этот раз Эверси не собирались снести голову одному из Редмондов за украденную корову, из-за которой, по слухам, и началась вражда между этими двумя семьями еще в далеком 1066 году (но кто мог знать это наверняка?).

В церковь набились почти все обитатели городка Пеннироял-Грин. А те, кому не хватило места внутри, толпились за дверями, в предвкушении потирая руки.

На Оливии было простенькое белое муслиновое платье. Лайон же смотрел на нее с благоговением.

Рядом с Оливией стояла Женевьева – подружка невесты, а возле Лайона – Майлз и Джонатан, его шаферы.

Матери всех этих мужчин и женщин, объединенные любовью к своим детям, тихонько плакали. И даже у стоических отцов, погруженных в свои тяжкие думы, глаза подозрительно поблескивали.

И вот преподобный Адам Силвейн начал церемонию.

– Лайон Артур Джеймс, берешь ли ты эту женщину в законные жены, чтобы жить с ней по Божьему установлению в священном браке? Будешь ли ты любить и уважать ее, заботиться о ней в болезни и в здравии и хранить себя только для нее одной до конца ваших дней?