Равноденствие - Даха Тараторина

Потому что даже сама Богиня не имеет надо мной власти, и я пришла это доказать.

– Спасибо, – поблагодарила я, игнорируя приглашение. – Я вижу тебя, потому что сама этого хочу или потому, что ты позволила?

Первые слова Богини. Великой Матери. Выдержу ли? Достаточно ли сильна, чтобы осознать то, что она мне скажет?

Я стояла твёрдо, не давая себе пошатываться от напряжения, следила за медленно ныряющим в переплетение ниток и вновь выглядывающим крючком, и понимала, что выглядеть уверенной никак не выходит.

Великая Богиня провозгласила голосом усталой женщины:

– А есть разница? Ты здесь. И ты хочешь говорить. Говори.

Упасть на колени. Объяснять, умолять, упросить дать мне право самой управлять своей судьбой.

– Я тебя ненавижу, – хрипло выдохнула я, едва не сорвавшись на крик от испуга и собственной наглости.

Она ничуть не удивилась:

– Кажется, ты ненавидишь всех, кого пытаешься любить, дочка. За что же меня?

Я попыталась проглотить слюну. Горло отозвалось сухим спазмом.

– За то… За то, что я – не ребёнок. Ты вбросила меня… нас. Ты вбросила нас в этот мир, сделала людьми, так не смей отбирать у нас единственное право, которое есть у людей против богов, – выбор. Он – наш. Мы с Беленом – не Равноденствие. Отдай нам наше право! Я не прошу. Я требую, Богиня, отдай то, что принадлежит нам!

Наверное, я хотела показаться вежливой. Объяснить, как мы росли, рассказать, как напуганы. Попросить. Но оказалось, что пришла требовать, обвинять. И кого?!

Та, кому следовало смешать меня с болотной грязью, и не подумала разозлиться. Крючок не остановился, не замер, лишь медленно мелькал: туда-сюда, туда-сюда, словно, стоит ему прекратить танец, и не станет чьей-то очень важной жизни.

– А с чего ты взяла, что у обычных людей есть такой право?

– Потому что иначе, – а что мне терять? – Потому что иначе ты не пряталась бы в последнем Источнике и не ожидала бы, что Равноденствие исправит этот мир, а командовала бы в нём сама. Потому что иначе не было бы войн и разрушенных семей. Потому что иначе не было бы Равноденствия, а мы, я и Белен, могли бы жить свои жизни. По-своему счастливые.

– По-своему, – подчеркнула она.

– Но свои! – я отчаянно бросилась к ней и упала на землю, не добежав, заглянула в полные беспросветной тоски глаза. Она должна понять меня. Должна отпустить, потому что иначе… Потому что иначе это будет неправильная, несправедливая Богиня, не та, к кому я взывала всякий раз, когда становилось совсем тяжело. – Я всё видела! Я знаю! Ты ведь показала мне, как только я вошла в источник: мы обречены. Каждое из Равноденствий обречено!

– Каждому давался шанс. Поверь, это очень-очень много. Больше, чем было у меня.

Она была со мной на равных. Не требовала поклонения, не приказывала, лишь разъясняла неразумному, глупому ребёнку то, чего он по юности не понимает:

– Я подарила вам счастье. Истинное. Настоящее. Оно уже в вас.

– Оно наше проклятье! Мы не можем, не должны быть связаны!

– Он ведь так не считает, верно?

– Он не понимает…

– А ты, конечно, понимаешь лучше? Тебе-то видней, чем брату!

Я опустила голову, бессильно сжала в кулаках мягкую траву, грозя вырвать с корнем.

– Нет. Но я хотя бы пытаюсь понять. Пытаюсь бороться…

– А зачем? Скажи, дочка, борьба хоть раз тебя порадовала? Кому ты сделала лучше, бросив того, кто назначен богами, кто создан для тебя, кто часть тебя? Все женщины всех миров мечтают о такой любви! Поверь мне, я знаю.

Корни с треском выскочили из земли; умерщвлённая трава бессильно поникла между пальцами.

– Это не любовь. Это гоблиновы путы, которые вяжут нас по рукам и ногам и не дают спокойно жить!

Крючок замер на мгновение. Лишь на один краткий миг, и он показался вечностью, застыв не проглоченным воздухом в горле, остановив сердце на один удар. А потом запустившим вновь.

– Эта связь не даёт вам жить? – засмеялась она, как мать, наблюдающая первые неуклюжие попытки младенца встать на ноги. – Или ты не можешь успокоиться, потому что не признаёшь её? Я уже показала, как сильно страхи тебя сдерживают. Ты считала брата, свою Пару, чудовищем, и лишь теперь увидела, как глупо себя вела, не так ли? Когда же ты наконец поймёшь, что лишь твой страх, лишь твои собственные запреты, не дают вам соединиться в Источник Силы! Не дают тебе колдовать!

– Без него я могу колдовать…

– Потому что без него ты не боишься, не так ли? Но стоит Белену оказаться рядом, как ты начинаешь дрожать, избегать его, как магия перестаёт подчиняться. Ваша связь не мешает тебе. Это ты мешаешь связи. Отдайся ей, прими с благодарностью и покорностью, признай дар Богини. Это всё, что нужно, чтобы понять, кто ты. И больше не придётся страдать, милая, я обещаю! Просто научись доверять ему. И… Мне.

Мир вышвырнул меня обратно. Непреклонно, уверенно, как слепого котёнка за шкирку. Время пошло заново.

– Ай! – я отдёрнула руку от дерева и уставилась на выступившую у запястья алую каплю. – Оно цапнуло меня!

– Эм… Вирке?

– Больно!

– Вирке!

– Не могла же я порезаться?

– Вирке, посмотри на меня!

Я наконец отвлеклась от раны и едва не завизжала. Нет, завизжала. Наверняка. Но собственного крика не услышала.

Темнота.

Тишина.

И всё.

Мир съёжился до капли крови, впитался, растворился и исчез. Не стало ни упрямой Богини, ни своенравного дерева, ни земли, ни неба, даже собственное тело исчезло, растворившись в густой неподвижной темноте.

– Белен! – а вокруг тишина. Крик усыхал, опадал, шурша и рассыпаясь в пепел.

Не так просто вернуться из мира, где обитают боги. По крайней мере, если думаешь, что возвращаться не к кому.

– Вирке?

Он здесь! Я попыталась развернуться, осмотреться, но не увидела, не услышала, не поняла ничего. Пустота. Одна гложущая голодная пустота. Лишь его голос – зов с той стороны, крохотная лодка в бушующем океане, последнее настоящее, живое, держало, светило вдалеке.

– Белен, ты слышишь? Где ты? Где я?

Мгновение стояла тишина. Самая страшная тишина в жизни. Миг, когда я решила, что всё действительно кончилось.

– Не двигайся, – медленно проговорил он.

– Где ты? Ты меня видишь? – я попыталась шагнуть вперёд.

– Вирке, гоблин тебя раздери, замри!

– Почему? Что происходит? Ты видишь что-то?

– Вирке, просто доверься мне! – заорал он в таком ужасе, что бежать хотелось куда сильнее, чем стоять на месте.