Тосканская графиня - Дайна Джеффрис

Они услышали чье-то бормотание, а потом и отчетливые слова:

– А куда ведет эта дыра?

Кауфман! Сердце Софии болезненно сжалось, она пришла в ужас при мысли, что тот решится подняться вслед за ними. В голове, как молния, сверкнула мысль, что у нее не хватит выдержки и все растущий страх вырвется наружу хотя бы стоном. Она крепко сжала губы. Джеймс крепко прижимал ее к себе, чтобы она даже не пошевелилась, а рот зажал ей ладонью.

– На крышу, – услышали они ответ Карлы. – Но дверь наверху всегда закрыта на замок, а ключа у меня нет. Туда никто не ходит, бомбежки боятся.

– Тем не менее давайте закончим здесь, а там я тоже все проверю, – сказал Кауфман.

На какое-то время воцарилась тишина, нарушаемая только шаркающими звуками рыскающего по комнате немца. София до крови прикусила щеку изнутри и старалась больше ни о чем не думать.

– Подолгу она тут сидит? – прозвучал голос Кауфмана. – Мне кажется, холодновато для занятий живописью.

– Моя дочь связала ей теплые варежки.

Софии казалось, что еще немного, и душа покинет ее. Не с этого ли начинается сердечный приступ? Потеря контроля над собой та же самая. То же чувство беспомощности, как у выброшенной на берег рыбы, пульс бешеный, и неумолимо приближается смерть. Они обречены. Да, это конец. И Джеймс, наверно, тоже это понимает. Однако, несмотря на жуткий страх, София не могла не заметить, как в душе поднимается пока только тлеющая, но уже трепещущая ярость.

– На этой лестнице, ведущей на крышу, есть свет? – спросил Кауфман.

Она затаила дыхание и принялась в уме считать: один, два, три, четыре, пять. Вот и все, это конец.

– Нет, – ответила Карла.

Мгновение спустя они услышали звук подъезжающего мотоцикла, за которым последовали многократные автомобильные гудки. Только не Максин, взмолилась София, только бы не ее мотоцикл, только бы девушка исполнила свой план не возвращаться до утра.

– Verdammt noch mal![31] – выругался Кауфман. – Спускайтесь первой. Не хватало, чтобы я свернул в темноте себе шею.

– Я бы хотела, чтобы ты свернул себе шею, – неслышно пробормотала София и снова затаила дыхание.

Через несколько минут снизу послышались звуки запираемого замка, и тут у нее страшно закружилась голова, как у преступника, которому отсрочили исполнение смертного приговора, – такого с ней еще никогда не происходило. София наконец вздохнула полной грудью, напряжение спало, и по всему телу словно прошла мощная волна прилива: она свободна.

– Уф! – выдохнул Джеймс. – Тесновато, с удобством никак не устроиться.

Но она даже ответить ему не смогла, пришлось несколько раз сглотнуть.

Они еще долго сидели обнявшись, пока сердцебиение постепенно не успокоилось. Их охватило чувство ликования – от какой же страшной опасности они избавились! София почувствовала на своем лице его теплое дыхание, губы его коснулись ее лба в нежном поцелуе. После небольшой паузы он наклонился, как будто намереваясь поцеловать ее в губы. Но она, сама того не желая, отвернулась, хотя томление, испытывать которое ей не следовало, уже охватило все ее существо.

Через неделю София была очень удивлена неожиданным визитом Шмидта, которого Анна провела в главную гостиную.

– Графиня… София, – сказал он, – простите, но я очень надеюсь, что вы не против, если я без церемоний буду называть вас просто по имени.

Он прошел вперед, протягивая ей руку.

София пожала его пальцы.

– Разумеется, нет, – сказала она. – Чем я могу быть вам полезна?

Он подошел к окну, постоял, глядя на улицу, и только потом повернулся к ней, глядя на нее с таким потерянным видом, что это застало ее врасплох. Он выглядел совершенно уничтоженным, она даже растерялась.

– Собственно говоря, на этот раз речь идет скорее о том, чем я могу быть для вас полезен.

– Что вы говорите? – промолвила она, не скрывая своего искреннего удивления.

– Дело чрезвычайно деликатное.

– Правда?

Он принялся ходить кругами по комнате, не говоря ни слова, и от нее не укрылось, что он невероятно напряжен. Об этом говорили и его руки, и плечи, и весьма озабоченная поза.

– Господин комендант, что-то случилось?

Какое-то время он смотрел на носки своей обуви.

– Прошу вас… Клаус. Меня зовут Клаус. А мою жену – Хильда.

София наклонила голову.

– Да-да, понимаю, – сказала она.

На самом деле, конечно, она пока ничего не понимала. Зачем он явился и что вообще происходит?

– Какой прекрасный у вас отсюда вид, – сказал он, а затем уставился на нее таким напряженным взглядом, что она пришла в замешательство. – Я очень сожалею о том, что наше присутствие здесь доставило вам столько неприятностей.

Теперь настала ее очередь замолчать.

– Но я знаю, на что они способны, – продолжил Шмидт. – Вы меня понимаете?

Казалось, он балансирует на грани, поэтому она постаралась скрыть свое недоумение:

– Кто это «они»?

Он слегка тряхнул головой, словно в раздумье:

– Мы… это мы.

Очень странно, подумала она. Сейчас он казался одиноким и слабым. Таким неуверенным в себе она еще ни разу его не видела.

– Послушайте, – проговорил он, – я еще ничего не знаю наверняка, мне не известны никакие подробности. Я просто пришел сказать вам, что, очень возможно, вы окажетесь, так сказать, в числе «лиц, вызывающих интерес у следствия», то есть подозреваемых. И за вами будет установлено наблюдение.

София сделала шаг назад, в груди прошла жаркая волна страха, и она сразу подумала о Флоренции.

– За мной? Но почему?

– Нет-нет, – быстро сказал он. – Позвольте мне уточнить. Это касается не столько лично вас, сколько ваших близких. Возможно.

Ладонь ее непроизвольно порхнула к сердцу.

– Не понимаю. Что вы хотите этим сказать? Что-то случилось с Лоренцо? С моими отцом и матерью?

– Поверьте, я очень сожалею, что ничего не могу сказать конкретно. Еще ничего не известно наверняка, и я не говорю, что именно вы находитесь в опасности. Но конечно, не исключена ситуация, что они могут…

Снова это словечко «они». Не пытается ли он таким образом дистанцироваться от нацистов?

– Я хотел вас предостеречь и сказать…

– Что? Что вы хотели сказать? – перебила она.

– Если что-то такое, мало ли что… ах, я даже не знаю, как это сформулировать… Если что-то такое в Кастелло, так сказать, происходит… Вы понимаете? Что-нибудь несуразное… да, именно так. Вы должны быть осторожны.