По ступеням «Божьего трона» - Григорий Грум-Гржимайло

С высот Чоглу-чай нам удалось видеть на юге громадные массы гор, разделенных, по-видимому, параллельными между собою долинами; одна из них могла быть той горной тесниной, которую китайцы описывали под именем «долины бесов», другая, более южная, Яндунским протоком. Но все эти сопоставления, хотя и заставляют предполагать некогда существовавшую связь между отрицательной низменностью Асса и верховьями Яндунской реки, все же не более как догадка. А Центральная Азия – ведь это классическая страна всевозможных неожиданностей, и весь характер ее рельефа таков, что широкие обобщения здесь станут только тогда возможны, когда топографически и геологически вся эта обширная страна детально будет известна; до тех же пор каждую гипотезу может постичь та же участь, какая постигла и все рассуждения о характерных особенностях природы последней, начиная с гипотезы Гумбольдта и кончая рихтгофенской.

Если же я позволил себе обратить внимание читателя на это загадочное русло, то сделал это ввиду того первостепенного значения, какое получила бы эта река в случае решения в положительном смысле вопроса о времени ее существования. Хорошо сохранившиеся следы ее течения, прекрасно выраженные береговые террасы, развалины монастырского г. Асса на ее берегу, не говоря уже о многих отдельных постройках, полузасыпанных ныне песками, – все это как бы свидетельствует о ее недавнем существовании. Но какие же в таком случае причины способствовали не только ее обмелению, но и совершенному усыханию, – общие или частные? Связаны ли они с общим для всей Центральной Азии оскудением водных бассейнов, или последнее обстоятельство не имело существенного влияния на быстрые усыхание истоков этой реки?

Все это, без сомнения, вопросы громадного значения, которые, однако, при настоящем уровне наших знаний природы Центральной Азии кажутся нам неразрешимыми. К тому же нельзя умолчать и о том, что множество фактов противоречат самым положительным образом существованию, по крайней мере в историческое время, этой реки. Достаточно вспомнить, что, кроме цитированного выше весьма неопределенного китайского указания, ни один из нам известных дорожников не упоминает об этой реке, которая, если бы в то время существовала, могла бы, без сомнения, служить самым выгодным соединительным путем между Хами и Турфаном. Но что же это, в таком случае, за река, текущая на запад? Единственная река, которая может соответствовать китайскому описанию, – Пичанская; но, во-первых, она течет с севера на юг, во-вторых, она незначительна, в-третьих, по ее берегам мы нигде не видим «невысоких, наметанных ветром песчаных бугров» и, в-четвертых, наконец, она бежит поперек «Огненных гор», а потому эти последние никоим образом не могут находиться к северу от нее.

Как бы то ни было, но обзор имевшейся в нашем распоряжении литературы должен был нас привести к следующему выводу: Турфанская область так безотрадно бесплодна и при этом обладает таким убийственным климатом, что, без сомнения, ни одному номаду не могла когда-либо прийти в голову мысль навсегда здесь поселиться.

Даже в том случае, если бы мы решились допустить, что котловина Асса действительно, некогда представляла из себя обширное, если не озеро, то тростниковое займище, все же местность эта была бы для кочевника столь же малопригодной, как и теперь: мириады насекомых и горячие испарения выгнали бы отсюда очень скоро весь скот, и тогда последний нашел бы себе верную гибель в каменистых степях харюзы или же в совсем пустынных горах южных склонов Тянь-Шаня. Еще менее внимания заслуживает предположение, что некогда существовали перекочевки из Южной Джунгарии в низину Асса, так как первая из названных областей изобилует прекрасными зимними пастбищами; не для чего поэтому было и предпринимать номадам столь отдаленные перекочевки на юг.

Таким образом, с некоторой долей вероятия мы должны допустить, что первые поселенцы Турфана были людьми, явившимися сюда во всеоружии знаний; они знали уже, как вызвать к жизни пустыню, и осели здесь в полной надежде, что невероятный труд их сторицей окупится громадною урожайностью почвы. И они не ошиблись… Но кто они были? Откуда явились: с запада или востока? Первое вероятнее, так как китайцы вовсе незнакомы с устройством подземной сети каналов.

Итак, все заставляет думать, что первые жители Турфана были иранцы, которые впоследствии, благодаря наплыву с востока различных народностей тюркского корня, были частью оттеснены последними к западу, частью же с ними настолько смешались, что утратили язык и свои расовые отличия. Подобное поглощение тюрками древних иранцев, начавшееся, как кажется, задолго до появления на исторической сцене гуннов или, как думает Радлов[94], «онуйгуров», не закончилось и доныне. Оно шло медленно, всего сильнее, конечно, выразилось на востоке и севере и вовсе не коснулось еще таджикского населения притоков Пянджа и верхнего Зеравшана. Но даже и на крайнем востоке, в Хами и Турфане, несмотря на сотню сменившихся затем поколений, иранская кровь все еще сказывается в типе народном; а это, конечно, не может не служить доказательством, что и эта часть Притяньшанья когда-то также была населена таджиками.

Как кажется, уже чешысцы были народом смешанного племени. В конце V в. чешысцы турфанские оттеснены были гаогюнцами к западу, в Карашар, и южное Чешы, как отдельное владение, перестало существовать. Одновременно в нынешней Турфанской области возвысилось другое владение – Гаочан, население которого, по-видимому, было смешанного характера, но в состав которого несомненно вошли и чешысцы. После различных превратностей, испытанных Гаочанским владением (с 640 г. китайская провинция Си-чжоу), оно, в исходе IX в., занято было, наконец, уйгурами (токус-уйгурами), которые и смешались здесь с коренным населением, образовав могущественное Уйгурское государство. Как отдельное владение последнее перестало существовать вслед за изгнанием монголов из Китая, а затем, к началу XV столетия, уйгуры уже далеко не составляли преобладающего элемента населения Хами и Турфана: их успели уже оттеснить на второй план пришлые с запада тюрки, явившиеся в этот край проводниками ислама. С течением времени ислам восторжествовал, и к концу XVII в. во всем Восточном Притяньшанье уже не оставалось буддистов, а с тем вместе уйгуров, о которых местное население хранит еще воспоминание, что это был отличный от них народ.

Несмотря на то что пришлые тюрки должны были оказать нивелирующее влияние на обычаи и язык, последний в Турфане сохранил еще некоторые особенности, делающие его малопонятным киргизам и таджикам Русского Туркестана.

Впрочем, отличия эти быстро сглаживаются и, по собственному сознанию местных жителей, «старых» слов остается у них все меньше и меньше.

Население Турфана исключительно земледельческое; оттого-то здесь так много селений и так мало городов. Впрочем, еще и другая причина препятствует образованию в этой стране крупных центров оседлости. Эта причина – отсутствие значительных масс проточной воды. Самые крупные из речек Турфана – это Булу-рюк-баур, Кара-ходжа, Лемджинская и Пичанская. На их берегах издавна существовали значительнейшие города древности. да и теперь Турфан, Люкчун и Пичан не перестали еще играть роли главных административных и торговых центров страны.