По ступеням «Божьего трона» - Григорий Грум-Гржимайло

Развалины древних резиденций турфанских правителей поражают массивностью своих сводов и стен, но в общем размеры их незначительны. Это были скорее замки, чем города. Всего более таких развалин по р. Кара-ходжа, собирающей, как сообщалось выше, свои воды частью из ключей, частью из карысей в окрестностях значительного селения Мултук, и затем протекающей довольно широким ущельем поперек гряды Туз-тау, т. е. древнего Хо-янь-шаня. В этом ущелье местами еще сохранились интересные развалины буддийских кумирен и монастыря, кельи которого целиком высечены в отвесных скалах красных песчаников; живопись, замечательная необыкновенной яркостью и свежестью своих красок, алебастровая штукатурка и даже деревянный переплет, служивший для последней основой, – все это сохранилось здесь так хорошо, точно еще недавно в монастыре кипела жизнь и отправлялось богослужение! Говорят, что развалины эти всего более пострадали в 60-х годах, когда овладевшие Турфаном дунгане разрушили здесь множество келий, вдребезги разбили изваяния идолов и сорвали со стен барельефы; но и до сих пор местное население не перестает удивляться искусной живописи жившего здесь прежде народа – «уюлгур-калмаков», как они их называют.

Против этого монастыря, на противоположном берегу реки, виднеются развалины какого-то замка, а дальше, к югу, остатки не то башен, не то надгробных памятников и других сооружений весьма древней архитектуры. Наконец, по южную сторону гор, среди обширного селения Кара-ходжа и рядом с развалинами недостроенной Якуббековской крепости, путник наталкивается на высокие стены с фланкирующими башнями, сводчатыми постройками, в которых кое-где видна еще штукатурка, обвалившимися подземельями и громадными грудами мусора и всякого отброса внутри. Пораженный не только массивностью всех этих построек, но и архитектурным их стилем, Регель пишет[95], что он невольно вообразил себя среди развалин каких-то древнегреческих или римских сооружений, но так как, прибавляет он, «ни греки, ни римляне никогда не распространяли своей власти так далеко на восток, то всего естественнее предположить, что постройки эти относятся ко времени, предшествовавшему вторжению сюда уйгуров».

Местные легенды приписывают постройку этого города какому-то мифическому царю Дакэ-Янусу. Но кто такой был этот Дакэ-Янус, этого те же легенды не разъясняют; не разъясняют сего и китайские известия об этой стране. Таким образом, хотя мы и имеем некоторое основание приравнять эти развалины к древнему Хо-чжоу (Огненный город), но нет никакой возможности восстановить сколько-нибудь подробно историю этого города.

Если верно отождествление Гяо-хэ-чена с Чжоха-хото, то следует думать, что в течение целого тысячелетия центр администрации края находился в окрестностях нынешнего Турфана, где мы и находим, действительно, немало весьма древних развалин как стен городов, так и отдельных сооружений.

Первое известие, которое мы имеем о перемещении резиденции на восток от Турфана в Хара-хото или китайский Хо-чжоу, относится к началу X в. (913 г.); нет, однако, никакого сомнения в том, что это событие должно было состояться несколько раньше, а именно, согласно с легендой, в правление идикота (идыкота), носившего имя если не тождественное, то сходное с Дакэ-Янусом, или Такианусом, как называет его Регель.

Как бы то ни было, но время основания Хара-хото могло иметь место только в короткий промежуток между 874 и 913 годами, когда летописи Киданьского дома впервые стали упоминать о хочжоуских уйгурах. Гораздо труднее решить вопрос, какие обстоятельства вызвали падение этого города.

Хара-хото существовал еще при императорах Минской династии, но уже в это время, наряду с ним, все чаще и чаще начинает упоминаться имя другого, тогда только что возникавшего города – Турфана, которому вскоре суждено было играть столь важную роль в истории области. Целый ряд оборонительных войн, веденных государями Хара-хото против Джагатаидов, стремившихся силой оружия ввести мусульманство в стране, по-видимому, были главнейшей причиной ослабления, а вслед затем и падения Хо-чжоу. С распространением в стране ислама город этот, служивший сильным оплотом буддизму, должен был потерять долю своего политического значения, населявшие же его уйгуры – частью слиться с явившимися сюда с запада тюрками, частью удалиться к востоку, туда, куда не мог достигнуть не только мусульманский фанатизм, но и прозелитизм. Таким образом, Хо-чжоу, по-видимому, угасал постепенно, а не прекратил своего существования вдруг, как многие другие города Восточного Туркестана; в этом, может быть, и следует искать главнейшую причину сравнительной целости его стен и прекрасного состояния развалин описанного выше монастыря.

К востоку от Хо-чжоу, кроме развалин небольшого укрепления, виднеются также развалины башен и, так здесь называемых, «калмак мазаров», т. е. уйгурских ступ. Такие же башни можно встретить в окрестностях Пичана и некоторых других селений Турфанской области; но особенно замечательны развалины монастыря Асса-шар, о котором мы уже упоминали выше не раз; его башня, стены и ряды в два этажа расположенных келий до такой степени еще хорошо сохранились, что могут служить прекрасными образцами давно здесь забытого архитектурного стиля.

В сравнении со всеми этими величественными постройками то, что мы видим теперь в городах Турфанской области, представляется и жалким и бедным: искусство выводить своды и купола утеряно, ваяние и художество пали, уменья изготовлять прочную штукатурку более не существует; современное турфанское зодчество не имеет уже ничего оригинального, а все стены и здания выводятся по общепринятому шаблону – китайскому или общетуркестанскому. Таков регресс искусства в этой стране и, к сожалению, далеко не единственный.

Некогда, как известно, Турфан славился не только своим военным могуществом, но и богатством; искусство турфанских ремесленников приводило в восторг даже прихотливых китайцев; библиотеки были обширны, науки и грамотность процветали, внешняя же торговля имела такое развитие, какого никогда не достигала в прочих промышленных округах Восточного Туркестана.

Ныне от всего этого более уже ничего не осталось. Мало сказать, что торговля здесь пала – ее здесь вовсе не существует. Народ обнищал и погрузился в ничтожество.

Какие же причины подготовили это, сравнительно быстрое, падение как благосостояния материального, так и умственного уровня в целом народе? Причин таких было много, но все они имеют характер более внешний, чем внутренний. Во-первых, политические невзгоды: усиление Джагатаидов на западе, стремление их подчинить себе Турфанскую область и силой привить здесь Мусульманство, а затем джунгарский разгром, самая полная эксплуатация кунтайшами средств этой страны, эксплуатация, вынудившая в конце концов большую часть населения бросить родину и бежать на восток, в пределы Западного Китая; во-вторых, замена уйгурского элемента пришлым – узбекским, а буддийской религии мусульманством; наконец, события наших дней: дунганское восстание, хищническое управление китайских администраторов и их достойных сподвижников и воспитанников – ванов люкчунских, непомерные подати и, как косвенная причина, общее обеднение всех народов, населяющих Центральную Азию.