Пленники вечности - Дмитрий Морозов

— Прикройте его щитами, — велел ангмарец. — И ходу отсюда!

Они плотной группой рванулись прочь от башни. Две стрелы ударили в доски, наконечник одной из них оцарапал гоблинское плечо, а третья попала точно между лопаток шпионки.

Назгул остановился было, но по пустым глазам женщины, так и оставшейся для них безымянной, понял, что уже ничем ей не поможет.

— Поднажми, братва!

Скоро они оказались далеко за пределами выстрелов и остановились.

Магнус, начав понимать, что оказался отнюдь не в руках своих кровожадных родственников, принялся задавать вопросы.

— Толмача не взяли… А может, это и к лучшему. Ну что я ему скажу? Пусть Басманов высокую политику разводит.

Ангмарец подошел к месту, где они оставили пришедшего в себя Соболевского. Тот сидел и тряс головой, словно похмельный медведь.

— Идти сможешь, пан? До баркаса?

— Смогу! — Гордый шляхтич резко поднялся и тут же схватился за плечо ангмарца, чтобы не упасть. — Вина бы хлебнуть…

— После такого нокаута горячительные напитки употреблять не следует, — наставительно сказал Хоббит. — Я точно знаю, у меня с десяток сотрясов в активе имеется…

— Оно и видно, — проворчал назгул. — Идем к лодкам. Гоблиньё, кто-нибудь из вас должен добраться до Шона и Аники. Пусть бросают эту чертову дорогу и отступают. Передай — принц уже у нас.

Тут он уставился на башню и прохрипел:

— Ну и будь после этого гуманистом!

Не сумев нанести урон отступающим, даны развели на самой верхотуре дымный огонь.

— Надо было всех подчистую перебить, — заметил Хоббит.

— Они крепко засели, мы бы до вечера возились. Пусть себе сигналят, — беспечно отмахнулся оставшийся на месте гоблин. — Шон и Аника скоро подтянутся, уйдем в море, и пусть подоспевшая конница гарцует по пляжу…

— Наверняка, у них поблизости есть корабли или лодки. На воде нас тоже догнать можно.

А на дороге между тем также происходило форменное сражение.

Патруль заприметил дым. Один из данов тут же повернул коня, другие ринулись вперед. На полном галопе они завернули за каменную россыпь и увидели свежесрубленные деревья, лежащие поперек тропы крест-накрест.

— Стоять! Спешиться! — успел скомандовать командир разъезда, когда стрела, пущенная Аникой, навылет пробила ему горло. Еще два седла мгновенно опустели, прежде чем даны успели спрятаться от бьющих почти в упор лучников за конскими крупами.

Шон потянул из ножен кинжал, намереваясь отдать своим ирландцам сигнал к атаке.

— Зачем? — спросил у него Аника, указывая рукой на дымные клубы, поднимающиеся с верхушки башни. — Даже если мы их всех положим, конница данов будет здесь очень скоро.

— И что делать? Мы же не остановим несколько сотен панцирников?

— Отводи своих, оставь только лучников.

Шон попытался возразить, но Аника уже отвернулся, выцеливая врага.

Ирландцы двинулись за гряду, поминутно оглядываясь. С Аникой остались двое стрелков. Даны, словно почувствовав слабину, попытались перейти к активным действиям. Прикрываясь щитами, подобрались к завалу, начали растаскивать бревна.

Аника методично опустошал колчан, посылая стрелу за стрелой в малейшие щели между стальными тарчами, которые служили слабой защитой от его убийственной стрельбы.

Остальные лучники тоже не отставали. Пока один охотился на людей, второй принялся за коней. Взмыло на дыбы и рухнуло на дорогу великолепное боевое животное, которым гордился бы любой кавалерист. Следом забилась и рванулась прочь раненая кобылица, стоптав одного из данов и нарушив строй.

Аника выпустил последнюю стрелу, уложив рослого детину, который уже умудрился прикрутить веревку к дереву, мешающему проходу, и даже приторочил ее к седлу.

— Теперь и вы уходите, — велел атаман. — Бегите к лодкам и отчаливайте. Кавалерия уже идет по дороге.

— А ты как же, Аника?

Ирландцы переглядывались, не решаясь бросить казака в одиночестве против пяти или шести врагов.

— Убивали меня не раз, да как-то до сих пор не прибили, — усмехнулся тот. — Бегом к лодкам, я сказал!

Люди Шона, выпустив по лошадям последние стрелы и побросав колчаны, ринулись между камнями к берегу. Аника вытащил из ножен короткую черкесскую саблю, любовно провел ладонью по зеркальному лезвию.

— Ну, булат, выручай, — молвил он, словно обращался к живому существу.

В следующий миг воин прыгнул вперед с диким криком «гойда»…

Несколькими минутами позже к завалу домчалась первая кавалерийская сотня. Пока кнехты растаскивали бревна, командир оглядывал место побоища.

— Будто дракон пировал, — заметил он изумленно.

Наконец древесные стволы убрали прочь, и даны ринулись к башне. Быстро осмотрев ее, глава данского отряда оставил людей вызволять бойцов, забаррикадировавшихся на верхнем этаже, и галопом двинулся к бухте.

Здесь он нашел только следы лодок, которые волоком тащили по песку, а чуть дальше, у деревни — рыбачий баркас с пробитым дном.

Ни одного мертвого нападавшего не удалось обнаружить ни в пещере, где таинственные похитители принца Магнуса устроили себе логово, ни в заброшенной деревне. Только неподалеку от башни нашли убитую стрелой женщину, служанку опального королевского родственника.

Разъяренные даны быстро послали нарочного в ближайшую гавань, и в море вышли боевые корабли, по широкой дуге охватывая место предполагаемого нахождения призраков, которые говорили по-немецки со странным акцентом.

Когда оснащенный новенькими бомбардами и мортирами когг «Пять Святителей» взял курс в открытое море, никто не заметил человека в изорванном и окровавленном платье, который умудрился прицепиться к веревкам, свисающим с устремленного к горизонту бушприта.

Аника прикрутил себя кушаком к носу данского судна, перетянул, как смог, многочисленные раны и забылся в тяжелой дреме, полагаясь на Бога и казачью удачу…

Мелкая волна и встречный ветер изрядно мешали плоскодонкам, в то время как данские когги, идя галсом, постепенно набирали скорость. Когда на западном горизонте мелькнул один парус, ангмарец только скрипнул зубами, а, заприметив к северу еще один, безнадежно бросил весло.

— Не уйти нам.

— И что прикажешь делать? Сдаваться? Подозреваю, не станут даны брать нас в плен. Разве только этот принц им очень надобен.

Магнус сидел на корме головной лодки и со странным выражением лица разглядывал своих освободителей. Он уже смекнул, что перед ним московиты, но из спеси или в силу незнания языка в общение ни с кем не вступал, храня гордое молчание.