Пленники вечности - Дмитрий Морозов

— Он что же, решил принять ближний бой? Я бы на его месте улепетывал и бил из пушек… Нет, что-то тут не то. Наверное, готовит ловушку!

— Точно, — заметил Басманов, также приготовившийся к бою. — Вон и знаки подает, дескать — сдается.

— Продолжаем идти к нему… Всем приготовиться! Крючья забрасываем, какие бы знаки он ни выкидывал…

Меж тем Аника упустил из виду одного из датчан, как раз тащившего стальное решетчатое ведро с каменными ядрами к мортире. Понимая, что казак его не видит, датчанин стал подбираться к атаману сзади, медленно высвобождая нож из-за кушака.

Капитан судна, видя это перемещение за спиной невесть откуда взявшегося московита, принялся громко браниться и жестикулировать и сделал шаг вперед.

— А ну, охолони, — мрачно велел Аника, на миг перецелив аркебузу с порохового запаса на капитана.

Этого оказалось достаточно.

Матрос прыгнул, метя отточенным ножом в казачью шею. В последний миг Аника успел почувствовать неладное и обернуться. Но поздно… Сталь чиркнула по сонной артерии, и хотя приклад аркебузы проломил голову матросу, тот сделал свое дело.

Капитан и еще пятеро дюжих датчанин рванулись вперед.

Атаман не успел ни выхватить саблю, ни произвести выстрел. Хрипя разорванным горлом, из которого фонтаном била кровь, он упал на палубу, сбитый с ног ударом кулака.

Его принялись жестоко пинать, потом бросили умирать в луже крови.

Флагман русских каперов стремительно приближался. Датский капитан принялся истошно командовать, стараясь спасти положение…

В это время холодеющие пальцы Аники нащупали откатившийся от аркебузы запальный фитиль.

По счастью, Роде отвернулся от вражеского корабля, намереваясь упросить Басманова не участвовать в предстоящей схватке, когда громыхнул взрыв. Тучи щепок и головешек обрушились людям на головы, когг тряхнуло, вспыхнул порох, подожженный искрами.

— Что за черт?! — Басманов метнулся к борту. Датское судно на глазах превратилось в груду пылающих обломков.

— Поворачивай назад! — тут же нашелся Роде, переступив через корчащегося на палубе матроса, которому щепой выбило глаз. — Вместе с супостатом сгорим!

Флагман в последние мгновения отвернул в сторону и, пройдя сквозь дымное облако, очутился сбоку от второго датского судна, ведущего огневую дуэль с потрепанным русским кораблем. Роде быстро развернул когг и дал залп правым бортом.

Датчанин, видя гибель своего соседа, попытался скрыться бегством. Однако и он имел уже изрядные повреждения. Роде методично расстрелял его и пустил ко дну.

Потом он принялся выискивать среди волн лодки со своей абордажной командой и Магнусом. Когда датского принца подняли на борт, Басманов рукавом оттер пот со лба.

— Что не делается, все слава Богу, — сказал он и сердечно обнял опешившего брата датского короля. — Приветствую тебя, будущий владыка здешних вод и земель.

Роде, убедившись, что Соболевский жив, велел принести себе грога.

— Потери большие? — спросил он у назгула.

— Большие, по нашим меркам. И главное — Аника.

— Сгинул, значит, Аника-воин… — услышал его слова опричный воевода. — А мне казалось… Впрочем, неважно.

И он опять вернулся к беседе с Магнусом. Роде указал рукой, в которой была зажата чаша с пуншем, на догорающую посудину:

— Не пойму, отчего взорвался этот красавец? Бывает, конечно, что картечь попадает в пороховые запасы… Но в тот момент мы не стреляли, ожидая абордажа.

— Очень хорошо, что вы не дождались рукопашной, — заметил Соболевский. — Куда же вы без меня?!

— Это верно, — хмыкнул датчанин. — Больше ни за что не отпущу тебя на берег.

— Идем домой? — спросил Шон.

— Домой, — подтвердил каперский адмирал, задумчиво вперив взор в тонущие суда. — Хватит с нас чудес.

Так уж повелось еще чуть ли не с античных времен, что комедианты и актеры часто берут себе звучные, зачастую ничего не обозначающие псевдонимы. В этой связи кого могло удивить прозвание хозяйки балаганчика, звучавшее как Галадриэль?

Указанный балаганчик, состоящий из двух возов, влекомых понурыми лошадками, как раз пересекал местность, издревле служившую поводом для распрей между известным польским маршалом и ливонской комтурией.

Дрель сидела внутри крытого возка и внимательно следила за манипуляциями Николаса с куклой. Руки у этого парня были действительно золотыми. Фигура оживала прямо на глазах. Во власти Николаса над неживым истуканом эльфийке чувствовалось что-то пугающее, почти инфернальное.

Парень появился в ее «хозяйстве» сразу же после того, как сицилийский театр отправился в сопровождении стрельцов в Москву. Николас попросту сбежал от алчного и вечно пьяного хозяина, оказавшегося еще и содомитом. Последнее обстоятельство отчего-то заставляло Дрель особенно жалеть и привечать смешливого курносого паренька.

Николас давно собирался дать деру, но не знал, как добраться до своей островной родины без денег и маломальских познаний в географии. Из дома его увезли в столь нежном возрасте, что он толком ничего и не помнил о Сицилии, только запах маслин и вкус апельсинов. И еще обычай выкидывать в дни карнавала мебель прямо в окна…

Эльфийка с удивлением опознала в тирзенской ярмарочной толпе знакомого паренька, за искусством которого в обращении с куклами она часами наблюдала по воле Басманова, и позвала парня.

В первый раз тот сбежал…

Второе свидание состоялось в лавке сукновальщика, куда Дрель зашла по каким-то хозяйственным надобностям. Огромный, похожий на гориллу хозяин и два его сына как раз лупцевали Николаса почем зря. Беглый кукольник забрался в распахнутое окно и собирался что-то стянуть, когда его почуяла мерзкая хозяйская собаченция и подняла лай.

Дрель за весьма скромную плату выкупила парня из рук пылающих жаждой мести тирзенцев и привела к своей недавно собранной походной кибитке.

— Вот, Кормак, полюбуйся, — сказала она. — Этот тип наверняка отбился от своих, или, может, сбежал. Возьмем к себе?

— А на фиг он нужен? — спросил Кормак, неприязненно рассматривая незадачливого воришку. — Его еще кормить придется.

— Забыл, как он с куклами обращается?

— Разве только это…

— А ты думал, он мне для любовных утех?

Словом, остался Николас при новоявленном балаганчике.

Очень быстро он освоился, стал ухаживать за лошадьми и вообще выполнять всяческую работу. Вот только дрова рубить не любил. Его тонкие и чуткие пальцы существовали в своей отдельной вселенной, в мире, где не существовало грубых топоров и иных подобных штуковин.

Поскольку Кормаку и Дрели приходилось спешно обучаться общению с европейцами, дело с появлением Николаса пошло быстрее. Тот разучивал певучие русские обороты, взамен поправлял произношение московитских варваров.