Оранжевая страна. Фехтгенерал - Александр Башибузук

– Бросьте, Редьярд. Не надо мне никаких военных тайн. Общие сведения, даже просто ваши впечатления об этом человеке.

– Что ж… – Киплинг пожал плечами. – Я не особо хорошо с ним знаком, но кое-что все же могу сказать. Джентльмен, родовит, потомственный военный, настоящий солдат в прямом смысле этого слова. Правда, несколько вспыльчив, высокомерен и резок в суждениях. С довольно трагической судьбой. Рано потерял супругу, больше не женился, воспитывая троих сыновей сам. Все они пошли по военной стезе, но счастья ни им, ни их отцу это не принесло. Старший погиб в самом начале этой войны, при обороне Ледисмита. Средний – при обороне Кимберли, что до младшего… – писатель вдруг замолчал.

– А младший попал в плен, и находится здесь, – закончил я за него. – Не так ли?

– Неужели вы собираетесь шантажировать его отца? – угрюмо бросил Киплинг. – Это же низко.

«Гребаные бритты, вы так уверовали в свою исключительность и непогрешимость, что напропалую стали обвинять весь свет в пороках, присущих самим себе. Дать бы тебе в рожу…» – подумал я, но озвучил совсем другое:

– Редьярд, в приличном обществе за такие необоснованные обвинения вызывают на дуэль. В менее приличном – просто бьют по морде. В варварском – без разговоров пускают кровь. Итак, для начала определитесь, в каком обществе вы находитесь, а потом прошу ответить мне: у вас есть основания обвинять меня в подобном?

– Оснований нет, – после долгой паузы ответил Киплинг и мрачно, но твердо добавил: – Готов извиниться, а если извинения не будут приняты, то…

– Обойдемся без извинений. Инцидент исчерпан… – Я добавил коньяка в стакан писателя. – А по поводу второго лейтенанта Сеймура – завтра пополудни я его отпущу. Впрочем, как и всех остальных пленных, включая вас.

Я уже успел убедиться, что британец превосходно владеет собой, вот и сейчас на его лице не дрогнул ни один мускул, хотя в глазах все же промелькнула целая гамма чувств. И не мудрено: небось, уже попрощался с жизнью.

На некоторое время в вагоне повисла мертвая тишина. И первым эту тишину нарушил Киплинг.

– Вы не шутите… – с непонятной интонацией, то ли утверждая, то ли задавая вопрос, произнес он.

– Никоим образом.

– В таком случае, это благородный поступок с вашей стороны.

– Отчасти.

– Поясните… – вопросительно вздернул бровь писатель.

– Посудите сами… – я усмехнулся и взял чашку кофе с подноса, – морить вас голодом мне не позволят личные убеждения, а продовольствия у нас в обрез. Прикрываться пленными, исходя из вышеперечисленной причины, я тоже не буду. К тому же сильно сомневаюсь, что это остановит обстрелы. Словом, пользы от пленных мне ровно никакой, одно сплошное беспокойство. Так что наилучшим выходом из ситуации будет отпустить вас. Как-то так; хотя не буду отрицать, некое благородство в моих помыслах все же присутствует. В общем, продолжим интервью, потому что времени на общение у нас осталось крайне мало.

– Я бы хотел остаться здесь… с вами… – слегка запинаясь, неожиданно выдал Киплинг. – Хотя бы на некоторое, пусть и непродолжительное время.

– Помилуйте… – честно говоря, я немного опешил, – зачем вам это, Редьярд?

– Скажем так… – Киплинг на мгновение задумался. – Вы мне интересны как человек. Ваш характер, ваши поступки, ваше мышление, ваши манеры… все это настолько неординарно, что я готов рискнуть.

– Простите, но вынужден повторить вопрос: зачем вам ради изучения чьего-то характера, пусть даже и… гм… неординарного, рисковать своей головой? – Я уже стал подумывать, что бритт немного тронулся рассудком от переживаний. Хотя… творцы – они такие. Немного не от мира сего.

– Толком я еще не знаю, – совершенно спокойно ответил писатель.

– Ну уж нет. Не могу допустить, чтобы один из моих любимых писателей погиб за изучением моего же характера…

Я еще многое хотел сказать Киплингу, но пришлось прерваться. Неожиданно, довольно близко от вагона стеганул выстрел. Стреляли из пистолета Шварцлозе модели 1898 года, партия которых в свое время была поставлена австрияками для буров. Очень приметно палит машинка – кстати, весьма и весьма приличной конструкции, здорово опережающей свое время. Путем неимоверных махинаций и даже шантажа я выбил для своих парней сорок штук таких пистолей. Ну и кто из них чудит? Патроны, что ли, девать некуда?..

– Что за нахрен?! Часовой, узнай, кто там с оружием обращаться разучился.

– Айн момент, герр коммандант… – За стенкой раздался топот сапог.

– В общем, Редьярд, – в ожидании доклада я вернулся к беседе с британцем, – вам придется максимально использовать время до завтрашнего полудня для изучения того, что вы хотели изучить, но оставить вас здесь я не могу…

– Разрешите, господин коммандант? – в узкую дверь командирского салона бочком протиснулся Оладьев.

– Что там случилось?

– Да один из британских офицериков попытался бежать… – Паша виновато пожал плечами. – Мы тут заставили их свой же окоп углублять и перекрывать, так он закобенился, ударил часового киркой по голове и рванул. Пристрелили, конечно, дурака.

– Кто из них? – на меня вдруг накатило какое-то мрачное предчувствие.

– Сейчас… – Оладьев выудил из нагрудного кармана френча смятую книжицу. – Ага… второй лейтенант Александр Сеймур…

– Твою же кобылу в дышло! – с чувством выругался я. – Совсем убили?

– Ну а как же еще? Наповал. Гойко ему прямо в затылок пулю влепил. Что-то не так, господин коммандант? – обеспокоился взводный. – Так он же Адольфа едва не пришиб… Бергер говорит, черепушку ему здорово сотряс – до сих пор без сознания. Да и вообще…

– Все так, Паша. Все правильно сделали. Но… труп бритта пока не закапывайте; замотайте в брезент и положите в тенечке. Иди…

– Что случилось, Майкл? – Киплинг внимательно прислушивался к разговору, но ничего так и не понял, потому что мы говорили по-русски. – Он, кажется, упомянул Алекса Сеймура? Не так ли?

– Его самого… – пришлось сделать паузу, чтобы собраться с мыслями. – Полковник Сеймур только что лишился последнего сына. Парень ударил часового киркой и попытался бежать. Его тут же пристрелили.

– Это злой рок… – Киплинг отвел от меня взгляд. – Но… но, почему вы так переживаете? У вас была какая-нибудь договоренность по поводу Александра с его отцом?

– Нет, договоренности именно о нем не было. Почему переживаю? Черт побери, да потому что Майкл Игл – не бездушная машина для убийства… – Я едва не вспылил, но титаническим усилием воли сдержался. – Мне искренне жаль этого парня. И его отца тоже. Он оказался достойным человеком. Зная, что сын в плену, и ему грозит смертельная опасность, даже словом не обмолвился о нем в разговоре со мной. Не знаю, смог бы я так.

– Ричард знал, что вы собираетесь отпустить Александра?