Четвертый крестовый поход - Джонатан Филипс

Триумф и конфликты в Константинополе, июль-август 1203 года

Несмотря на успех крестоносцев, они должны были строго контролировать свои чувства. Если известие о бегстве Алексея III и возвращении к власти Исаака очевидно гарантировало положение молодого царевича, то в отношении к воинам Запада ясности было гораздо меньше. В конце концов, это они напали на город, который теперь был вынужден открыть перед ними ворота. Как его жители отреагируют на союзников царевича, особенно в свете активной антизападной пропаганды, которую в последние месяцы проводил Алексей III?

В лагере осаждавших царило настороженное ожидание. Византийцев начали подозревать в двуличности еще со времен Первого крестового похода, когда император Алексей I не оказал крестоносцам помощи при осаде Антиохии в 1098 году. Предательство греков было объявлено причиной сокрушительных поражений королей Франции и Германии во время Второго крестового похода. Репрессии против уроженцев Запада в 1182 году и последующий союз с Саладином укрепили существовавшее недоверие к византийцам. Пока не было надежной информации, крестоносцы не снимали доспехов и привычно готовили оружие на тот случай, если Исаак или его советники решат продолжить сопротивление.

В течение утра 18 июля из Константинополя шел постоянный поток вестей и вестников, но все лишь повторяли одно и то же: император бежал, его слепой брат вернулся на императорский престол. Дож и вожди крестоносцев пытались разобраться в сложившейся ситуации. Они избрали четырех посланников — двух венецианцев, имена которых неизвестны, и двух французов, Мэтью де Монморанси и Жоффруа де Виллардуэна. Им было дано распоряжение испросить у Исаака подтверждения заключенному с царевичем соглашению — ибо от него, несомненно, зависело будущее крестового похода. Царевич Алексей стал для крестоносцев достоянием первостепенной важности. Они рассчитывали, что Исаак Ангел испытывает достаточную отцовскую привязанность и чувство признательности, чтобы исполнить обещания юноши.

Благодаря тому, что Виллардуэн входил в состав посольства, у нас есть свидетельство очевидца о событиях, происходивших 18 июля в Константинополе. Четверо посланцев выехали из лагеря крестоносцев и направились к возвышающимся в нескольких сотнях ярдов стенам города. Их встретил эскорт, сопроводивший поселенцев во Влахернский дворец. Выстроившаяся у ворот Варяжская дружина служила подтверждением, что эта важнейшая боевая единица поддерживает новый режим. С тяжелыми боевыми топорами на плечах гвардейцы образовывали живой коридор до главного входа в сам дворец.

Как и за пятнадцать месяцев до этого, входя в собор святого Марка, Виллардуэн с горсткой крестоносцев вновь вступал в изумительное, но незнакомое здание, не зная, какой прием встретит. В Венеции он, по крайней мере, был уверен в поддержке со стороны правителя города, венецианского дожа — а в Константинополе не было даже таких гарантий. После многодневных попыток взять штурмом Влахернский дворец четверо крестоносцев теперь входили в это величественное здание.

Их провели в один из церемониальных залов, где посланцев поджидал византийский двор во всем своем великолепии. Помещение было заполнено константинопольской знатью, стоявшей так плотно, что яблоку было негде упасть. Все были в самых богатых нарядах: блестящих шелках, сверкающих драгоценностях, усыпавших длинные облачения. Когда Виллардуэн с тремя спутниками появились в зале, гудящем от незнакомой речи, он почувствовал на себе пристальные взгляды сотен глаз. Выражение лиц многих собравшихся выдавало их страх перед людьми, угрожавшими спокойствию города; другие пылали гневом за смерть и разрушения, принесенные в Константинополь; третьи разглядывали послов с пренебрежением — ведь по распространенному в Византии представлению они были всего лишь варварами. Лишь немногие пытались проявлять доброжелательность, чтобы убедить представителей крестоносцев в том, что борьба завершена.

В противоположном конце зала на императорском троне восседали Исаак и его супруга Маргарита, сестра короля Эмико Венгерского.

Виллардуэн пишет, что император был одет в самые драгоценные наряды, какие только можно себе представить, но его превосходила императрица, которую он характеризует как «весьма прекрасную даму». Виллардуэн по достоинству оценивает иронию ситуации, видя восседающую на тронах роскошную чету, которая еще вчера была заточена теми самыми людьми, которые сейчас простираются перед ними. Если этот народ способен так менять отношение к своим владыкам, то что же тогда говорить о верности чужакам?

Византийская знать оказывала знаки почтения посланникам, пока они шли по залу к императорским тронам. Исаак приветствовал их с должным уважением и через переводчика предложил говорить. Крестоносцы ответили, что просят от имени царевича и своих соратников частной беседы с императором. Этот ход был тщательно рассчитан: среди обещания Алексея были и весьма трудно выполнимые — например, подчинение православной церкви Риму и выплата крестоносцам огромных денежных сумм. Если бы такие вопросы начали рассматриваться перед всем византийским двором, это наверняка вызвало бы взрыв ярости. В худшем случае жизни посланников угрожала опасность — но, скорее всего, Исаак столкнулся бы с таким яростным проявлением возмущения, что не смог бы согласиться ни на какие предложения.

Император согласился и поднялся. Маргарита взяла его под руку и провела в другое помещение, куда, кроме посланцев, прошли только человек, которого Виллардуэн называет министром (возможно, это был один из крупных представителей византийской знати), и переводчик. До сих пор общее настроение встречи с греческой стороны говорило о покладистости, продиктованной опасностью и неустойчивостью момента. Обычно иностранные правители, посещавшие Константинополь, были вынуждены участвовать в долгих пышных церемониях, основной целью которых была демонстрациях власти и могущества Византийской империи и превосходства греков. Например, если наносящему визит правителю дозволялось сидеть рядом с императором, его трон всегда был ниже, что делало положение вещей очевидным для всех. Король Людовик VII Французский был подвергнут такому изящному унижению при встрече в 1147 году с Мануилом Комнином. Современник тех событий, грек Иоанн Киннамос, писал: «Когда он вошел внутрь дворца, император восседал на троне, а ему было предложено более низкое сидение, которое латиняне именуют стулом».[430] Однако в 1203 году Виллардуэн и его спутники оказались в удивительно благоприятном для гостей императорского двора положении, что подчеркнуло столь быстрое удовлетворение просьбы о частной аудиенции.

После того, как крестоносцы остались наедине с императором, Виллардуэн выступил как глава делегации. Он указал на ту огромную службу, которую они сослужили царевичу Алексею, выполнив со своей стороны все условия договора. Затем он предъявил основной козырь крестоносцев: «Мы не можем позволить ему прибыть сюда до тех пор, пока он не предъявит нам гарантии выполнения соглашения со своей стороны. Потому он, как почтительный сын, просит вас подтвердить договор на тех же условиях, на которых было заключено соглашение».[431] Исаак с некоторым опасением осведомился относительно деталей договоренности, и Виллардуэн с готовностью их изложил.