Четвертый крестовый поход - Джонатан Филипс

В течение десяти дней продолжались вылазки, контратаки и перестрелки, в ходе которых разворачивались подвиги и трагедии отдельных людей. Пьер де Брасье и Мэтью де Уоллинкорт прославились в этих боях, а Гильом де Жи погиб. Тем временем крестоносцы сооружали складные лестницы, которые можно было использовать при штурме города. Обе стороны выпускали в противника тучи стрел и снарядов, которые падали среди палаток или же пролетали сквозь окна дворца и ударялись об его стены. Никита Хониат описывает столкновения между всадниками и рыцарями, в которых греческие деяния «не были постыдными» — что предполагает патовую ситуацию в войне.[400]

В четверг 17 июля начался новый штурм. Крестоносцы опасались атаки на свой лагерь в то время, пока их основные силы пытаются штурмовать стены. Поэтому силы были разделены, и три отряда, возглавляемые Бонифацием Монферратским, остались на страже, а остальные четыре под руководством Балдуина Фландрского отправились на штурм. Венецианцы должны были начать нападение с воды, вынуждая защитников Влахернского квартала отражать удар одновременно с двух сторон.

Пропели горны, и французы решительно двинулись к стенам города. Лестницы, которые они несли с собой, сделали их намерения очевидными для осажденных. Алексей III развернул в ключевых участках стены свои отборные войска — Варяжскую дружину. Град вражеских снарядов встретил крестоносцев, однако группа из четырех человек все же смогла прорваться сквозь огонь и установить две лестницы у навесной башни рядом с морем. Рыцари вскарабкались по ним и очистили площадку, достаточную для того, чтобы к ним присоединилось еще одиннадцать человек.

Варяги орудовали тяжелыми боевыми топорами, крестоносцы оборонялись с помощью мечей. Благодаря численному перевесу отборные византийские части все же одержали победу, крестоносцы были отброшены вниз за исключением двух несчастных, которые оказались в плену и предстали перед довольным императором Алексеем. Впервые его солдаты смогли нанести серьезное поражение противнику, многие французы были ранены либо получили травмы от сброшенных камней или падая с лестниц. Гуго де Сен-Поль замечает, что крестоносцам удалось даже сделать подкоп и обрушить башню — но крепость городских стен и сопротивление защитников были таковы, что французы не смогли воспользоваться этим. Создавалось впечатление, что расчет императора, полагавшегося на превосходные городские стены и боевые качества своей личной дружины, оправдывается, и этого вполне хватит для спасения Константинополя. Казалось, что французы остановлены, хотя венецианский флот по-прежнему представлял собой совершенно необычную угрозу.

Дандоло выстроил своим корабли в огромную линию, обращенную к северной стене города. Здесь оборонительные сооружения имели только один ряд и высоту около 35 футов, поскольку их прикрывали воды Золотого Рога. В этом месте бухта имеет всего около 250 ярдов в ширину, так что новый этап сражения развернулся на узкой воронкообразной сцене. С венецианских судов начался усиленный обстрел стен. Арбалетчики, расположившиеся в башенке наверху каждого судна, выпускали короткие смертоносные стрелы, которые со свистом проносились над водой. Более тонкие стрелы лучников летели выше. На палубах тем временем были развернуты баллисты, метавшие каменные снаряды в стены Константинополя, где стояли многочисленные защитники города. Оборона была яростной. Группа пизанцев, стремясь защитить коммерческие интересы родного города, сражалась плечом к плечу с варягами.

Местами стены спускались почти к самой воде, здесь водруженные на венецианские корабли лестницы позволяли атакующим обмениваться с неприятелем прямыми ударами. Виллардуэн писал о невероятном грохоте сражения: скрип корабельных снастей, плеск весел, которыми гребцы удерживали галеры на месте, боевые кличи и стоны, скрежет и звон металла, ударяющегося о металл. На одном участке группе тяжеловооруженных рыцарей удалось сойти на землю и водрузить здесь стенобитное орудие. Послышались глухие ритмичные удары, и вскоре каменная кладка была разбита. Но все же пизанцы, варяги и греки продолжали ожесточенное сопротивление, и нападающие были вынуждены отступить.[401] Никита Хониат с болью писал, что «в этой ужасающей схватке стоны неслись со всех сторон».[402]

Стоя на носу окрашенной в багрянец галеры с развевающимся знаменем святого Марка, на котором красовался крылатый лев, дож Дандоло видел, что его люди не могут добиться успеха. Он должен был воодушевить их и, пригрозив суровым наказанием всем, уклоняющимся от боя, потребовал, чтобы его высадили на берег. Команда повиновалась немедленно, несколько мощных движений весел выдвинули галеру вперед. Венецианцы видели, как судно дожа вышло из строя, и его стяг спустился на берег. Как и рассчитывал Дандоло, мужество старика устыдило их. Не в силах оставить своего почитаемого вождя, они ринулись, чтобы присоединиться к нему.

Как только первые корабли подошли к мелководью, не дожидаясь касания земли, люди спрыгивали в воду и бежали к берегу. Суда с более глубокой осадкой не могли без риска подойти так близко, а потому их команды спустили шлюпки и двинулись к берегу. Пламенный поступок Дандоло вполне оправдал себя. При виде столь стремительного нападения византийцы дрогнули и побежали, давая возможность венецианцам беспрепятственно проникнуть за ворота и получить контроль над участком стены в двадцать пять башен.[403]

Судя по всему, Алексей III совершил роковую ошибку. Он сосредоточил большую часть Варяжской дружины напротив французов у Влахернского дворца, считая, что именно там произойдет основная атака. Он недооценил способность венецианцев к серьезному нападению на обращенные к морю стены города и высадке войск. Защитники стен над Золотым Рогом были готовы обстреливать венецианцев из относительной безопасности бойниц, однако лишь мысли о непосредственной схватке с врагом было достаточно, чтобы обратить их в бегство. Учитывая мощь и решительность варягов у Влахерны, окажись более крупная часть дружины в одном ряду с пизанцами и городскими ополченцами у Золотого Рога, венецианцам пришлось бы столкнуться с гораздо более серьезным сопротивлением.

Виллардуэн описывает успех как «событие столь изумительное, что его можно назвать чудом».[404] Дож прекрасно понимал, насколько подобная весть важна для французов, и отправил гонцов, чтобы сообщить союзникам о прорыве. Он также продемонстрировал внимание к их нуждам, немедленно погрузив на борт двести взятых с собой лошадей и направив их в лагерь, чтобы возместить боевые потери. Без боевых коней рыцарям недоставало скорости, мощи и маневренности — решающих факторов для их способа вести военные действия.[405]

Алексей быстро осознал возникшую опасность и приказал варяжским отрядам попытаться выбить венецианцев со стены. Их прибытие резко изменило баланс сил, и венецианцы начали отступать. При этом они пытались замедлить движение византийцев, поджигая расположенные между двумя армиями дома. По случайности или по расчету, ветер дул со стороны венецианцев на их противников. Языки пламени взмывали все выше, и венецианцы скрылись за плотными клубами дыма, словно за непроницаемым занавесом. Бриз гнал огонь на греков, давая нападающим возможность укрепиться на стенах и в башнях. Пожар становился все сильнее, захватывая новые здания внутри городских стен. Влахернская гора не дала пламени пойти на северо-запад в направлении дворца, но более пологие южные склоны не представляли для огня серьезного препятствия. Только открытая цистерна Этиус приостановила стихию. Историки подсчитали, что от пожара пострадало более 120 акров города, оставив без крова и лишив имущества около двадцати тысяч византийцев. Никита Хониат повествует о произошедшем: «Зрелище было достойно всяческого сострадания, и только реки слез могли бы сравниться с разрушением от огненной стихии»?[406]