Какое дерево росло в райском саду? - Ричард Мейби

Однако сравнение с так называемой «тюльпановой лихорадкой» не вполне оправдано. Тюльпаны в Голландии XVII века были не более чем модной валютой. Постоянно выводили все более диковинные сорта, которые зачастую существовали совсем недолго, но это делалось для повышения потолка цен, а сама суть и характер растения роли не играли. Это могли с тем же успехом быть редкие георгины или изысканные бонсай. Но орхидеи, по всей видимости, обладают какой-то колдовской силой, маорийской мана – иначе не объяснишь, чем они привлекают такое огромное количество людей. В их ауре (ауре в смысле обширной распространенности: орхидеи составляют огромное пестрое семейство из 25 000 видов) люди видят роскошь, экзотику, возможно, даже декадентство, двусмысленные намеки пленительно-красивых цветов, созданных природой, чтобы привлекать страстных насекомых. Даже название семейства – от греческого “orkhis”, «мужское яичко» – и то содержит непристойную аллюзию: имеется в виду форма подземной части корня (на среднеанглийском орхидеи назывались “ballockworts”, «трава-яички»).

Загадочная притягательность орхидей начала набирать силу на протяжении XIX века. Среди благоговейных почитателей этих цветов был Генри Дэвид Торо, который сравнивал орхидею Platanthera psycodes, которая растет на восточном побережье США, с «нежной красавицей с болот… красавицей, выросшей под монастырскими стенами и никогда не покидавшей пределы, где слышен монастырский колокол». Но многим другим больше нравился ореол декадентства, свойственный всему этому семейству. Антигерой рубежа веков эстет Жорис-Карл Гюисманс в своем знаменитом романе «Наоборот» пишет о болезненном влечении к орхидеям-киприпедиям: «Растения напоминали то ли сабо, то ли стакан для полоскания горла с соответствующих медицинских плакатов, из которого почему-то высовывался воспаленный язык»[164]. Марсель Пруст в романе «В поисках утраченного времени» делает орхидеи-катлеи символами тайного языка Шарля Свана и Одетты де Креси: «метафора «свершать катлею», обратившаяся у них в простой глагол, который они употребляли, не думая о его первоначальном значении, когда хотели выразить акт физического обладания, – в котором, впрочем, обладатель не обладает ничем, – удержалась в их языке, закрепившем позабытый ими обычай»[165] (после эпизода в экипаже Одетты, когда лошадь шарахнулась в сторону от какого-то препятствия и Сван попросил разрешения привести в порядок катлеи на корсаже Одетты; орхидеи были у нее тогда и в волосах, и в руках). Г. Дж. Уэллс написал яркий, но чрезмерно натуралистичный триллер «Цветение необыкновенной орхидеи»[166]. Лондонский холостяк по фамилии Уинтер-Уэддерберн покупает на выставке орхидей корневище неизвестного вида и сажает его в своей оранжерее. Затем экономка обнаруживает его без чувств, одурманенного тошнотворными миазмами цветка, а стремительно отраставшие воздушные корешки присосались к его шее. Как отметила экономка, они напомнили ей «растопыренные белые пальцы, торчащие из бурого комка»[167]. Даже в ХХ веке орхидеи играли зловещую и зачастую двусмысленную роль в детективной литературе. В начале «Вечного сна» Раймонда Чандлера Филип Марлоу встречается с генералом Стернвудом в оранжерее его голливудского особняка, где «Воздух был густой и влажный, перенасыщенный необыкновенным запахом цветущих орхидей»[168]. Затем генерал делится своими представлениями о растениях, которые он тем не менее держит при себе: «Они отвратительны. Их ткань похожа на человеческое мясо, в их запахе есть что-то от псевдосладости проститутки».

Могущество метафоры кумулятивно. Химия ассоциаций и аристократического происхождения сделала из орхидей не просто цветы и даже не просто банальный образ, греющийся в отраженном свете семейного девиза орхидных – цветок экзотической романтики и дорогих оранжерей (см. рис. 37 на цветной вклейке). Повесьте на какую-нибудь яснотку с ее симметричными розовыми губоцветными цветками ярлык орхидеи – и она, вероятно, вызовет такое же почтение. Однако образ, репутация, древний род должны с чего-то начинаться, и одна из важнейших составляющих притягательности орхидей – то, что они или их детали так часто напоминают что-то иное, особенно элементы человеческой анатомии: воспаленные языки, обнаженные части тела, ищущие пальцы. Само устройство типичного цветка орхидеи смутно напоминает что-то животное или даже человекоподобное – гомункул с крошечной головкой (колонка), окруженный лепестками, которые сверху зачастую имеют форму капюшона или головного убора, а по бокам похожи на руки. А ниже расположена губа (лабеллум), которая может быть и широкой, вроде юбки, и раздвоенной, вроде пары ног. Гибридные формы, размывающие границы не только между видами, но и между целыми классами живых существ, всегда будоражили воображение человека, пример чему – мифологические химеры, в частности, борамец.

Эти ассоциации так сильны, что заметны даже в недлинном списке европейских орхидей, стоит лишь взглянуть на их народные названия. Садовник Филип Миллер отметил это еще в 1740 году – он писал, что цветы иногда похожи «на нагого человека, а иногда на бабочку, на шершня, на голубя, на обезьяну, на ящерицу, на попугая, на муху и на многое другое»[169]. Орхидеи сравнивают с пчелами и пауками, с жуками и дятлами, с языками и «леди». Есть орхидея зевксина шлемовидная, названная так, по словам Джона Джерарда, ботаника елизаветинской поры, за «маленькие цветочки, напоминающие человечка с шлемом на голове и с отрубленными руками и ногами». А потусторонне-розовая орхидея-призрак появляется в самых темных лесах так же редко и случайно, как полтергейст, а временами цветет и вовсе под землей. Ятрышник пурпурный в Англии называется орхидея-леди, поскольку ее цветы наряжены в великолепные кринолины в розовую крапинку. Орхидея ацерас человеконосный настолько очевидно антопоморфна, что всякие возражения бессмысленны, но с узкими лепестками, нездорово-желтая и увенчана инопланетными зелеными черепами точь-в-точь как у венерианских тройняшек из комиксов про отважного космопилота Дэна Дара. Существует орхидея, похожая на помесь человека с длиннорукой обезьяной (именно о ней писал Миллер), которая изредка встречается на юге Европы, и озорные любители орхидей прозвали ее «орхидея-недостающее звено». А средиземноморскую орхидею Orchis italica – ятрышник итальянский, местный вид орхидеи, очень похожий на голого человечка, в Англии называют “Italian man orchid” («итальянской орхидеей-человечком»), однако британские ботаники в насмешку чуть-чуть искажают название – “Italian-man orchid”, «орхидея-итальянец», – якобы потому, что розовый отросток между «ног» у него совсем коротенький, на что их итальянские коллеги подчеркивают, что, судя по пропорциям, отросток длиной почти с бедро.